Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
Ко мне подошла Вика и, скорчив брезгливую гримасу, сказала:
– Ну и пусть проваливает. Предатель.
– Нет, ты ошибаешься, просто он еще не стоит крепко на ногах после ареста. Ему нужно работу найти, а потом уже брать ответственность за Динару и ребенка, – рассудила я, глядя на кучку пацифистов, среди которых стоял наш революционер Никита «Рахметов». – Понимаешь, Вика, Никита – боец. А революционеру не следует иметь семью. Он хладнокровен и рассудителен. Поэтому он решил пока оставить все как есть, – высказала я свои соображения.
– Ага! Поэтому он «рассудительно и хладнокровно» сдал всех товарищей, и за это его освободили, – вдруг сказала Вика.
– Как… сдал? – не поверила я.
– Мне сейчас Марик все рассказал. Никита согласился «расколоться» и дать откровенные показания на себя и товарищей. За это его выпустили. А других осудили и дали по пять лет.
– Наверное, это из-за Динары и ребенка, – предположила я.
– Ага, сейчас! Два раза! Он просто струсил и шкуру свою спасал, а на Динару ему наплевать! То-то он с ног сбился в поисках ее, – съязвила Вика.
– Надо срочно позвонить Динаре. Пусть она все узнает и решит, как поступить.
Мы быстро засеменили по Пешков-стрит в сторону Главтелеграфа. Одержимые юношеским духом максимализма, мы неслись скорее выложить всю правду и восстановить справедливость. В наших глазах горел огонь праведного гнева и еще – ну, совсем чуть-чуть – азарт любопытства и ожидания сенсации.
После Филипповской булочной пошли чуть медленнее, у книжного магазина «Москва» прошли по переходу к Моссовету и оттуда уже не спеша двинулись к телеграфу.
– Давай подумаем, что ей говорить, – неожиданно предложила Вика.
– А что думать? И так все понятно. Расскажем Динаре об этой встрече во всех подробностях. – У меня язык чесался поскорее выложить все подруге.
Вика пошла совсем медленно, а потом и вовсе остановилась. Главтелеграф был уже перед нами, буквально в двух шагах.
– Слушай, как ты думаешь, что она будет делать, когда узнает, что его выпустили? – спросила Вика.
– Думаю, она в Москву сразу вернется. Даже уверена в этом.
Вика закрутила в палец светлую кудряшку, сморщила носик, прищурилась:
– А надо?..
Я точно знала, что надо сообщить. Но дальнейший ход событий перекладывала на плечи Динары. И мне казалось, что только она вправе решать, как ей распоряжаться своей жизнью. Но Вика…
– Давай представим, что будет дальше. Вот она приедет, найдет Никиту, они будут выяснять отношения. Может, даже снова будут жить вместе. Но у него все так зыбко и неопределенно… Никакой он не Рахметов. Ты вот меня ругаешь, что я мало читаю. А я прочла и Чернышевского, и Достоевского. Ну, конечно, не все, а только по программе… Так вот, Никита – Раскольников, который сначала замахивается, а потом рефлексирует на полкниги. Не герой, а слюнтяй и «тварь дрожащая». Он не имеет права на такую девушку, как Динара. Наша Динара – на каторгу бы пошла за любимым, веру бы сменила, от всего отказалась. Да она уже и отказалась почти от всего: школу-то со справкой закончит. Мы – вся наша компания – сыграли плохую роль в ее жизни. Сама помнишь, сперва ее выгнали из-за нас, а потом я ей этого Никиту привела. Теперь в ее жизни есть единственное – этот зародыш, для которого она будет лучшей матерью во Вселенной. Давай хоть теперь не совершим ошибки. Не надо ей говорить про Никиту. Он не достоин ее сил и любви. Пусть шлендрает себе по Пушке, диссидент доморощенный. А Динара пусть нормально родит под присмотром тетки, а потом уже посмотрим.
За два года дружбы и ежедневного общения мне ни разу не доводилась слышать такие умные речи из уст Вики. Я как завороженная слушала и восхищалась ее зрелым красноречием.
– А ты права, – согласилась я. – Пускай Динара думает, что отец ее ребенка – герой-революционер, пострадавший за ум, честь и совесть. А не трусливый червяк, которого рубят пополам, а он оставшейся частью удирает.
Мы не стали звонить Динаре.
Через полгода в положенный срок Динара родила здоровую девочку. Она назвала ее Агдалия. В переводе с татарского – справедливая, честная, преданная. И вскоре они втроем с теткой уехали на ПМЖ в Грецию.
Глава 8. Последнее танго в Бирюлеве
Татьяна штудировала экзаменационные билеты и одновременно ломала голову, как женить на себе Мухаммеда. Она действительно любила и только его представляла в роли первого и единственного мужчины. А он находчиво изобретал любые способы улизнуть от важного шага. От знакомства с родителями он тоже ускользал, это явно не входило в его планы. Таня исчерпала все доводы и все денежные запасы – за квартиру Мухаммед заплатил только один раз. Каждое свидание было куцым и неопределенным. Эротическая поспешная возня в одни ворота – и Мухаммед убегал то на лекции, то к друзьям. Но больше всего настораживало, что через месяц любимый заканчивал институт и собирался отбыть в родные края. Родина манила, а Таня психовала. Догадывалась, что упустит его, если не успеет закрепиться в эти последние дни.
Так удачно сложилось, что у отца в тайнике девочка обнаружила видеокассету с запрещенным фильмом «Последнее танго в Париже». Говорили, там тако-о-е! Даже взрослые тети делали круглые глаза, когда им рассказывали о некоторых эпизодах фильма. Где уж нам понять, о чем речь. Мы тоже делали круглые глаза и хихикали, произнося название фильма. Хотя никто из нас его не смотрел.
Далекие и притягательные названия фильмов, имена голливудских звезд, которых мы даже не видели на экране, было пропуском во взрослую крутую жизнь. Но не наших пап-мам, а заокеанских «пиплов», жизнь которых для большинства совковых детей представлялась несбыточной мечтой.
Мы бравировали фразами типа «Марлон Брандо – суперовый чувак», не представляя вообще, как он выглядит. Видаков ни у кого не было. При средней зарплате в сто двадцать рублей позволить себе иметь видеомагнитофон стоимостью в четыре тысячи могли позволить себе только члены Политбюро, выездные артисты и ушлые спекулянты. Среди простых смертных счастливыми владельцами были единицы, и для просмотра кассеты в маленькую квартиру набивалось человек двадцать. Все сидели тихо, смотрели не дыша, а хозяин видака считался безумно крутым, и лично его знали только один-два человека. Остальные были знакомые знакомых и случайные девицы для ночного досуга.
Мне довелось присутствовать на просмотре «Греческой смоковницы». Это было уже после школы. От нервного напряжения все вспотели. Когда фильм закончился, расходились тихо, подавленно. Под впечатлением… Хозяина видака я видела мельком, он показался мне баснословным богачом, избранным. О таком мужчине с собственным видеомагнитофоном можно было только мечтать.
Таня хотела заинтересовать Мухаммеда чем-то новеньким, привлечь к себе подрастерянное внимание. Почему бы не порнографией? Она ожидала, что он станет сильнее уважать ее за этот подвиг. Достать такой фильм было очень сложно, но родители работали в ЦК, и их возможности были безграничными.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
