себя руками и понимая, что ни теплое одеяло, ни флисовая пижама не греют… Какой день уже не греют.
На душе зябко. Я боюсь. Боюсь за себя. Боюсь, что он не вернется. Боюсь неизвестности. Я стою перед ней, разверзшей на меня свою черную бездонную пасть- и понимаю, что всего в шаге от падения.
Сильно жмурюсь, возвращаясь в постель и укрываясь с головой. Где же ты, Даниэль? Жив ли ты? Вот так я и стала зависима от своего похитителя. От своего экзекутора. От своего возможного палача… Он даже на расстоянии крепко сжимает мою шею, контролируя каждый вдох, а я и не знаю, вдруг он станет последним…
Прошло уже пять дней с тех пор, как Тигр уехал. Если бы не Шери, наверное, я бы точно начала сходить с ума. Этот дом забирал мои силы и волю. Казалось, его тайные обитатели не принимают меня, отталкивают, осуждающе смотрят из каждого темного угла, злобно шепча «плохая»…
Я часами слонялась по коридорам особняка, следуя навету Тигра- заходила туда, где не было заперто. Не уставала поражаться изысканности и богатству убранства помещений. Антиквариат, дорогой текстиль, обилие фотографий и портретов благородных предков… Я была словно бы полевая мышка, случайно пробравшаяся в богатый дом со двора. Такой же нелепой и непородистой на фоне этого величия…
Шери вела себя приветливо и даже согласилась ночевать в доме, чтобы мне не было так страшно. Да, я знала, что снаружи есть охрана, но этот факт ничуть не успокаивал. Для них я была пленницей, а не той, кого нужно защищать. Да и знали ли они о моем присутствии вообще? В любом случае, здесь и сейчас я не столько боялась прихода врагов извне, сколько того, что таило в себе мое заключение… И страшнее всего было осознавать именно то, что самый большой источник угрозы исходил от меня самой-от чего-то непонятного и незнакомого, вылезающего из тайников моей души… Не зря ведь говорят, что ни один человек никогда сам себя до конца так и не узнает. Собственное эго способно подкинуть нам те еще сюрпризы, когда мы их совсем не ждем.
Он пришел на седьмой день. Когда я уже отчаялась, а сон про закрытую темную дверь стал наваждением, пугающим своей монотонностью и постоянством, словно бы мое подсознание каждую ночь давало один и тот же сбой, подобно поврежденному компьютеру. Я узнала о Его приезде случайно, спустившись на кухню к Шери, активно делающей какие-то приготовления- и явно не кулинарные. Когда увидела, как она разводит в большой пиале марганцовку и выкладывает на поднос кучу бинтов и ваты, сердце перестало биться.
Я не спрашивала, здесь ли он. Меня интересовало, как серьезно… Как серьезно он ранен…
— У себя? — спросила чуть слышно.
Бледная Шери кивнула. Я молча взяла поднос с приготовленными средствами и, не слушая ее возражений и окриков в спину о том, что он-де запретил говорить мне, что уже вернулся, пошла к лестнице, ведущей наверх, в его крыло…
Открыла дверь без стука и охнула, потому что зрелище предстало не для слабонервных. Он сидел на стуле напротив зеркала, через которое смотрел на свое плечо и сам, с силой сжимая карандаш между зубами, пытался заштопать кровоточащую рану. Вся оголенная спина его сейчас являла собой сплошное сине-красное месиво.
Полоснул меня злобным взглядом. И в то же время, в нем проскользнуло какое-то едва уловимое отчаянное стеснение. Словно бы он не хотел, чтобы я видела его в таком состоянии…
— Вон пошла, — сказал сквозь зубы, в очередной раз неуклюже-резко протыкая кожу и едва сдерживая стон агонии.
Я проигнорировала его слова. Решительно прошла внутрь. Поставила поднос на стол трюмо. Так же бесстрастно щедро смочила большой кусок марлевки марганцевым раствором. Подошла к нему вплотную, забрала из испачканных кровью рук иголку и, не церемонясь, промыла рану.
На удивление, он отдал мне предметы без возражений.
— Хочешь сказать, что приходилось штопать? — усмехнулся мрачно, выплюнув на пол карандаш.
— Приходилось, — ответила, выжимая еще один щедрый поток марганца на рану, — старые носки… Но думаю, что разница небольшая.
Он усмехнулся, шикнув от новой волны боли. Рана пока была открытой и воспаленной. Такие, конечно, будут болеть от любой манипуляции. Я ему врала. Штопать приходилось- был у меня один богатый и сумасшедший боец без правил. Кавказец. Совершенно отмороженный на голову. Во всех смыслах… Не переносил врачей с детства. Но после боев часто был похож на кусок отбивной. Получал удовольствие от того, что я его приводила в порядок сама, а потом… Ладно, без подробностей…
— В обморок не упадешь? — смотрит оценивающе, но словно бы немного расслабившись, отпустив ситуацию.
— Упаду- подхватишь, — говорю снова со свойственной мне иронией, возвращению которой спустя столько дней внутреннего душевного шторма несказанно рада.
Спустя полчаса дело сделано. И правда, получилось даже вполне неплохо. Я снова обрабатываю рану, уже для того, чтобы убрать остатки запекшейся крови с кожи. Параллельно осматриваю другие его повреждения. Ранение ножевое и следы драки. Хорошо, что не пуля, а то бы еще пришлось доставать. У меня такого опыта не было, зато у пары подружек по «делу» были, точно знаю, обсуждали у Людмилы не раз… Особенно среди тех, кто любил связываться с братками.
— Тебя били со спины? — спрашиваю, смазывая синие разводы слегка холодящей мазью от ушибов, — это подло.
Он снова хмыкает. Еще более расслабленный. Успокоившийся. Когда зашивала его, предлагала ему снова зажать между зубами палку или ручку, но он отказался, как-то странно, доверительно скользнув рукой по моей кисти.
— Не нужно. С тобой не больно… — сказал хрипло, бегло, невнятно.
А меня, идиотку, снова прошибло. Блиииин, дура-дура-дура, Алёна. Ну хватит, а? Вот не ведись ты… Не придумывай. Заткни ту овцу, кто в глубине души цепляется за двоякие смыслы и неоднозначные сигналы…
— Я сейчас приду, — говорю ему, выходя за дверь и быстро сбегая на кухню.
Мне жизненно необходимо сейчас это сделать, чтобы снова выдохнуть и отогнать морок нелепости внезапно проклюнувшейся сентиментальности и чего-то еще. Иду к Шери и под ее недоуменный взгляд забираю из холодильника охлажденный кусок сырой говяжьей мякоти.
— А как же обед? — спрашивает она растерянно.
— Придумай что-нибудь другое, — отвечаю через плечо и возвращаюсь к нему.
На лице Даниэля тоже явное недоумение, когда видит, как я нарезаю мясо на тонкие слайсы.
— Я хоть и Тигр, но все-таки предпочитаю обработанное огнем, — выдыхает с немым вопросом и в то же время, с интересом к моим уверенным действиям.
А я
