стеной. Около трех часов ночи, в коридоре больницы, тишина давит на нервы. Мы не ближайшие родственники пациентов, поэтому с нами особо не церемонятся.
У Билла тяжелая операция, которая длится уже четыре часа. За его жизнь борятся и делают второе переливание крови. По словам врача, у него максимально близкое к сердцу ранение и большая потеря крови, повреждены крупные артерии. К Максу меня не пускают. Из него вытащили пулю и зашили глубокую рану. После операции он пришел в сознание и теперь отсыпается. Я хочу увидеть своими глазами, что с ним все хорошо.
Инспектор берет у нас показания. Мы толком не знаем, что рассказать, не владеем никакой информацией вообще.
Я не могла назвать себя возлюбленной или женой, кто я? Девушка, которую трахает Макс и не посвящает ее в свои проблемы! Боль от осознания, что я совершенно никто, мучает меня. Я гнала любые мысли из головы, буквально впав в медитацию. Думала, закричу или заплачу, но внутри как будто все рухнуло вниз, наступила пустота. Мне нужна уверенность. Убиваться и плакать не было сил.
Посмотрев на нас, инспектор качает головой. Войдя в наше положение, он разрешает остаться с условием, что мы не будем мешать медперсоналу делать свою работу.
Взглянув на Бри, понимаю, что ее состояние на грани обморока: она все время сжимает мою руку до боли и вздрагивает от мимо проходящих врачей. За последние пару дней она совсем измотала себя. От бессилия я пытаюсь отвлечься и хожу взад-вперед, стараюсь взять себя в руки. То, что произошло, не должно было случиться. Как в маленьком городке, где каждый знает друг друга, устроили бойню с пожаром?
Позже пришел Декер, вкратце рассказал о случившемся. Богатый чиновник с огромным эго хотел отжать бизнес. Теперь ему грозит пожизненное заключение и выплата компенсации за ущерб и нанесение вреда.
Утомленно опускаюсь на кушетку и крепко обнимаю Бри, она тихо плачет.
— Одри, я так боюсь, что он не проснется, не прощу себе… — слова ей трудно даются. — Я не сказала ему, что ушла от мужа… мое сердце не выдержит. Господи…
— Малышка, прекрати, не накручивай. Надо быть сильной. Не думай о плохом, пожалуйста, ты сама на себя не похожа. Где та смелая девочка? — Взяв ее за подбородок, смотрю на нее уверенным взглядом, — ну же, прекрати.
Судорожно вытерев влажные щеки и расправив плечи, Бри шепчет, что больше не будет истерить.
— Я тебя понимаю. Если бы Макс… — делаю шумный выдох, голос дрожит. — Пока нет окончательного диагноза, просто не сдавайся, хорошо?.. Нам надо отдохнуть, ложись, — опускаю ее голову на свои колени, а сама откидываюсь спиной на холодную стену.
— Спи, — дрожащей рукой глажу подругу по волосам, — скоро все наладится.
***
Нежные руки копошатся в моих волосах и легонько прикасаются к лицу. Торопливые и невесомые поцелуи покрывают мой торс. Плохо чувствую слегка уловимые прикосновения. На обезболивающих и море кажется по колено. Тупая боль отдает в плечо. Хмурю лоб.
— Оди.
Голова слегка кружится, и меня мутит. Открываю глаза, чтобы взглянуть на свою малышку и расцеловать ее милые щечки. Вместо этого натыкаюсь на ласковый взгляд Салли. Она тянется к моим губам и целует. Растерянно отвечаю на поцелуй. После наркоза толком не соображаю, что толкает меня на такую реакцию. Если бы меня пытали, я бы и тогда не смог дать четкое разъяснение, почему ответил на поцелуй.
Салли умудряется положить мою руку на свою задницу, и я сжимаю ее. Черт, чем меня обкололи? Она залезает на меня и снова целует. Я прихожу в себя и отстраняюсь от нее, вспомнив слова лысого. Вытираю рот и вздрагиваю от отвращения. Из-за слабости и боли в плече не могу скинуть шлюху с кровати.
— Салли, слезай нахер… — зло громыхаю я, в палате раздается звук хлопнувшей двери.
Моя малышка с бледным лицом и злыми глазами смотрит прямо на нас. На секунду становится даже страшно. Она замечает ладони Салли, опирающиеся о мою грудь, и мои судорожно сжатые пальцы на ее ляжках. Картина маслом, блядь. Как долго она наблюдает за нами и что она увидела?
— Я видела все, — отвечает Оди на мой мысленный вопрос и угрожающе поднимает палец вверх, — даже не смей оправдываться. А ты, сука, слезай с моего мужика, иначе твой длинный клюв встретится вот с этим косяком.
Оди со всей дури пинает дверной косяк. Недожавшись никаких действий, она подлетает к кровати и стаскивает Салли за волосы.
— Ты совсем непонятливая, тварь? — с размаху бьет ее по щеке.
— Не трогай меня, дура. Мааакс? — Салли пытается защититься и бьет в ответ, но промахивается, Оди намного проворнее. Неженка отвешивает еще парочку оплеух.
Голова кружится, но я тороплюсь встать с кровати, чтобы разнять их.
— Оди, хватит, оставь. Она не стоит и одного твоего мизинца… — бормочу я. Простыня соскальзывает, пока я ловлю равновесие. Черт, оказывается, я абсолютно голый. Драка внезапно прекращается. Теперь внимание девушек сосредоточено на более интересном представлении. Сжимаюсь до состояния засохшей гусеницы, стараясь прикрыть причиндалы, и оборачиваюсь простыней.
— Как она посмела сюда заявиться? Мы в коридоре стены обтираем, я жду, когда можно навестить ненаглядного. — Одри поднимает свой уставший взгляд на меня. — Больше не подходи ко мне, ненавижу…
Ее глаза наливаются слезами, она отворачивается, чтобы я не заметил. Одри стремительно направляется к двери, но я успеваю остановить ее, крепко обняв и зарывшись в ее ароматные волосы. Сердце останавливается. Салли столбенеет от моего злого взгляда, и осознает своим куриным мозгом, что она — лишняя, уже давно никому ненужная.
— Я так скучал по тебе, с ума сходил, сладкая… — обрушиваюсь на Оди поцелуями. Она сдается и прижимается ко мне. Поднимаю ее, схватив за круглую попку. Ее тело отзывается, а ноги обвивают мой торс. Не могу насмотреться на пухлые губы и глаза.
— Как же сильно я тебя люблю, — шепчу ей на ушко. Она смешно распахивает глаза, выдохнув с облегчением.
— Я тебя тоже, придурок, — шепчет в ответ. Не замечаю, как выхожу из палаты, нам не нужны посторонние, никто не нужен. Открываю первую дверь напротив Похоже на процедурный кабинет. Усаживаю малышку на стол, раздвигаю ноги и вклиниваюсь между ними. Хочу чувствовать ее всю. Становится так спокойно, будто я дома.
— Макс, ты после операции, плечо…
Одри
— Тихо, — командует он. Хочется кричать и сопротивляться, как он мог обжимать шлюху. Забыл обо мне? Злость растворяется после его слов и прикосновений. Смотрю и не могу наглядеться. Живой, невредимый, остальное — потом. Макс осыпает меня поцелуями,
