– Я приехала, чтобы проверить, в порядке ли дом, – прошептала Оливия, как бы оправдываясь.
– И все?
Оливия уже давно устала от бесконечных стычек. Ей хотелось, чтобы все поскорее кончилось и было забыто.
– Я захотела переменить обстановку. Все кончено, Гил. Я оставляю тебя, – безжизненным голосом произнесла Оливия.
Выражение лица Гила оставалось мрачным.
– О нет! – воскликнул он. – Ты не можешь уйти, ничего не объяснив.
На самом деле никакие объяснения ему не нужны. По-настоящему он хочет заполучить только ее акции. Что ж, пусть забирает их все до последней.
– Не волнуйся. Пусть мои акции достанутся тебе. Мне они больше не нужны, – заявила Оливия с горечью.
– Мне тоже.
– Нет, тебе-то как раз они нужны позарез. Ведь именно из-за них ты женился на мне.
– О чем ты говоришь, черт возьми?
– Сусанна рассказала мне все, Гил. Пожалуйста, не делай вид, будто не понимаешь, о чем я говорю.
Наступила короткая пауза. Лицо Гила исказила гримаса злости.
– Сусанна? Когда вы разговаривали с ней? На свадьбе?
– Да, предположим. Так или иначе, я все знаю.
Глаза Гила стали совсем черными.
– Что она тебе натрепала своим змеиным языком?
Ну, зачем заставлять ее пересказывать все это? Чтобы умышленно усилить ее страдания?
– Она сообщила мне о твоих акциях в «Бофоре» и о том, что ты мечтаешь прибрать к рукам и мои акции, чтобы обеспечить себе контрольный пакет.
– Ты ведь мне говорила, что еще до нашей свадьбы тебе было известно о наличии у меня акций «Бофора». Разве не так?
Оливия опустила руки. Пора наконец сказать Гилу всю правду.
– Я не имела представления о твоих акциях, пока Сусанна не просветила меня. Узнав о причинах, побудивших тебя жениться на мне, я была вне себя от обиды и злости. Наверное, мне захотелось как-то отомстить тебе. Потому я и сказала, что вышла за тебя замуж по той же причине, по которой ты женился на мне. Я солгала тебе. Ну вот, теперь ты все знаешь...
– Так все же, почему ты вышла за меня? – тихо спросил Гил.
Пожалуй, надо быть честной до конца, подумала Оливия.
– Я любила тебя, только и всего!..
Оливию била дрожь, когда она делала это признание. Помолчав немного, Гил подошел к ней, взял за руку.
– Сусанна обманула тебя, Оливия. Да, я владею двадцатью процентами акций компании. Твоя бабушка подарила их мне еще пять лет назад. Она сказала, что они принадлежали Филиппу, но поскольку его уже нет в живых, она хочет передать эти ценные бумаги мне. В тех обстоятельствах я не мог отказаться. Знали об этом немногие. Вивьен и я согласились, что лучше будет записать их на имя моего английского поверенного в делах, а не на меня, чтобы предотвратить сплетни насчет якобы имевшихся у меня намерений устроить слияние «Бофора» и «Россаро эдвертайзинг». Вивьен знала, что я на это не пойду. Ты понимаешь теперь, что эти проклятые акции никакого отношения к нашему браку не имеют?
Оливии так хотелось бы поверить ему, но еще оставалось слишком много вопросов без ответа.
– Если эти акции не имеют никакого отношения к нашему браку, почему ты не сказал мне о них заранее? Это ведь нечестно.
Гил еще сильнее сжал руку Оливии.
– Я не сказал тебе этого, поскольку боялся, что ты именно так и подумаешь: будто акции каким-то образом касаются моей женитьбы на тебе. Я хотел рассказать тебе обо всем после свадьбы, но ты вдруг устроила мне ту дикую сцену. Вот я и подумал, что ты знаешь о них с самого начала.
Оливия нахмурилась, будто обнаружила что-то странное в его словах.
– Ты хочешь сказать, что эти дурацкие акции совершенно не имели никакого отношения к твоему решению жениться на мне?
Совершенно верно.
– Тогда почему же ты...
– Неужели ты не знаешь? Не можешь догадаться? Я тоже люблю тебя, безумно люблю, Оливия!
Она уставилась на него, выискивая на его лице признаки того, что он разыгрывает ее. Он лжет! Он же спал с Сусанной накануне свадьбы с ней! Если только... если только Сусанна не лгала и в этом случае.
– Сусанна сказала еще кое-что, – спокойно произнесла она.
– Что?
– Она сказала, что ты занимался с ней любовью в ночь перед нашей свадьбой.
Тишина грозила взрывом, затем Гил прорычал:
– Вот стерва! И ты ей поверила?
– Я не хотела верить. Но слишком уж много из сказанного ею звучало так убедительно! Всю неделю до свадьбы ты держался со мной холодно и отчужденно, будто сожалел вообще о том, что попросил моей руки. И тогда, ночью, когда я позвонила в гостиницу, мне сообщили, что накануне ты ужинал с Сусанной. Только ты и Сусанна – одни. Бобби с вами не было.
– Бобби действительно не было в ресторане, потому что он себя плохо почувствовал и остался в номере. Я был удивлен больше всех, когда приехал и увидел ожидающую меня Сусанну – в одиночестве. Отказаться от ужина с ней – значило бы поступить слишком невежливо. О боже, теперь я понимаю, что должен был отказаться.
– Значит... значит, ты не спал с ней?..
Глаза Гила вспыхнули, будто уже само предположение об этом он нашел оскорбительным.
– Конечно нет! Что бы ни происходило между Сусанной и мной, это давно кануло в лету. Я тебе об этом говорил. Остались потом только служебные отношения, ничего больше. Я думал, она смирилась с тем, что между нами все кончено, но Сусанна, видимо, считала по-другому. Она поняла, что сильнее всего отомстит мне, если нанесет удар по тебе. Так она и поступила.
Внезапно Гил заключил Оливию в объятия и крепко прижал к себе.
– Поверь мне, Оливия, и прости за все несчастья, что произошли по моей вине.
Оливия чувствовала, как сладостный жар охватил все ее тело. Только бы он не выпускал ее из своих объятий. Никогда!
Она верила ему. Она поняла, что ошиблась насчет многих вещей. Гил не способен был так постыдно вести себя, как приписывала ему Сусанна. Ей, Оливии, надо было бы понять это раньше.
Гил смотрел на нее сверху вниз, его глаза неожиданно потемнели и стали серьезными, очень серьезными.
– Я люблю тебя, Оливия. Я влюбился в тебя еще тогда, пять лет назад, только не смог признаться в этом.
– Пять лет назад?
Гил кивнул.
– Когда я застиг тебя с этим юнцом в тот вечер, я чуть не ослеп от ревности. Я убеждал себя, что разгневан твоей неразборчивостью, но это была лишь отговорка: я ревновал. Ревновал, как черт. И так и не смог забыть тебя. Ну, конечно, я встречал других женщин... Но только к тебе неизменно возвращались мои мысли. Я согласился стать исполнительным директором в «Бофоре», кстати, лишь потому, что знал: я должен увидеть тебя и навсегда разобраться в своих чувствах. Однако даже тогда я все еще не мог признаться себе, как ты мне нужна. Я понимал, что желаю тебя так, как не желал ни одну женщину на свете, но не мог назвать это любовью. Я пытался называть это по-разному, только не любовью. Но теперь отрицать больше нет сил: я люблю тебя, Оливия, безумно люблю!
