Книга Обрыв - Ольга Дашкова

Вера

– С вами часто такое случается? Может быть, вызвать скорую?

Молодая женщина, управляющая цветочного салона, куда я пришла на собеседование в поисках работы, смотрела с тревогой и подозрением.

– Я что, упала в обморок?

– Не то чтобы упали, но да, вам стало нехорошо. Выпейте воды.

Она протягивает мне стакан с водой, беру, медленно делаю глотки, прихожу в себя. Руки трясутся, голова слегка кружится, хорошо же я сходила на собеседование, что подумала эта милая женщина – даже не представляю. Приняла меня за наркоманку или припадочную.

– Я, пожалуй, пойду. Спасибо.

Ставлю стакан с недопитой водой на стол, беру сумочку, надеваю пальто.

– Может быть, все-таки вызвать скорую или проводить вас?

– Нет, спасибо, мне уже лучше. Нервы.

На двери салона звонко звенит колокольчик, резкой болью отдаваясь в голове. Выхожу на улицу, вдыхаю влажный воздух. Декабрь, а льет дождь. Наверняка у Егора жуткий мороз и ужасно много снега, что не выехать в город. Улыбаюсь.

Я всегда его или все, что связано с ним, вспоминаю с улыбкой. Теперь мороз, снег и холод обязательно ассоциируются с этим горячим мужчиной. А еще яркое слепящее солнце – это тоже он. Так и есть, он был солнцем в моем жизненном мраке.

Голова перестала кружиться, мысли прояснились. Перепрыгиваю через лужи, иду домой. Да, теперь у меня есть дом, хотя он всегда и был у меня, просто я об этом забыла. Надо что-то купить из продуктов, хотя денег не так и много, и неизвестно, когда я найду работу. Слишком много неизвестного вокруг.

Три недели назад моего мужа убил снайпер. Мое спокойное состояние приняли за шок. Полицейские очень долго снимали показания, задавали миллион повторяющихся вопросов. Молодой следователь удивлялся, почему не убили меня, ведь это было бы вполне логично. Я, в свою очередь, удивлялась следователю и его бестактности, отвечая однозначно, не имея ни малейшего желания помогать им в их работе.

Весь полицейский участок, куда меня привезли сразу после покушения, смотрел странно на женщину, которая не хотела снимать шубу даже в помещении. А меня просто трясло изнутри, догадки холодной волной проносились по телу. Я не хотела, чтобы ко всему этому кошмару был причастен Егор. Вот не хотела, и все. Кто угодно, пусть кто угодно грохнул моего мужа, ему прямая дорога в ад, но только не Егор.

– Фамилия, Имя, Отчество?

– Бессонова Вероника Геннадьевна.

– Кем вам приходился Бессонов Анатолий Александрович?

– Он приходился мне мужем. В моем паспорте есть штамп о заключении брака.

– Кем вам приходился Штольц Геннадий Аркадьевич?

– Какое это имеет отношение к убийству моего мужа?

– Вероника Геннадьевна, давайте вопросы здесь буду задавать я.

Такая избитая коронная фраза всех копов-неудачников в кино.

– Геннадий Аркадьевич мне приходится приёмным отцом.

– При каких обстоятельствах он вас удочерил?

Я вздохнула и отвернулась к окну. За ним разливалось яркое южное солнце, его лучи скользили по грязному стеклу убогого кабинета следователя. А я начала жалеть о том, что у снайпера не нашлось еще одной пули для меня. Тогда бы не пришлось отвечать на эти вопросы.

– Я не знаю, спросите у него.

– Вероника Геннадьевна, вы прекрасно понимаете, что спросить мы не можем. Его убили тоже в вашем присутствии, как и вашего мужа.

– Да, его убили, как и моего мужа, но никакого отношения я ни к тому, ни к этому убийству не имею.

– Где вы находились последние год и девять месяцев?

– Вам не кажется, что вы должны задавать мне совершенно другие вопросы?

– Здесь я решаю, какие задавать вопросы.

Но из допроса, хотя эту беседу, длящуюся много часов, называли как опрос свидетелей, я поняла, что подозреваемая номер один – это я. Стало смешно. Ближе к ночи приехал мой адвокат, точнее, адвокат давно покойного Штольца.

Пожилой, можно сказать, далеко преклонного возраста еврей, представился как Семен Маркович, начал вспоминать то время, как впервые увидел меня в доме Геши Штольца, каким я была милым подростком. А мне хотелось, чтобы он замолчал и не упоминал никогда при мне имени своего старого друга.

Я сдержалась и не грубила, ведь человек сам вызвался помочь, наверняка, он не знал о «пристрастиях» и «шалостях» глубоко им уважаемого человека. Он разрулил всю ситуацию, но с меня взяли подписку о невыезде, просили оставить адрес места моего проживания. А вот с этим была большая проблема.

Тот же молодой следователь сообщил, что особняк Бессонова опечатан, в нем идет обыск. Я была совершенно безразлична к дому и его содержимому. Единственное, что волновало, это мои документы, а, точнее, только диплом, ведь без него я не смогу устроится на работу.

Но была и хорошая новость за последние сутки – я обрела крышу над головой. К себе домой, в то место, где я родилась и жила до пятнадцати лет. В ту квартиру моей матери, из которой меня увезли после ее похорон. Семен Маркович отдал мне конверт с документами на квартиру и ключами. Так я вернулась домой.

Уже глубокой ночью я открыла дверь, которую не открывала почти двенадцать лет. Тусклый свет старого плафона в прихожей осветил пространство, которое совершенно не изменилось за это время. Штольц оформил квартиру на мое имя, исправно оплачивались все коммунальные услуги, но я ничего не знала об этом до сегодняшнего дня. Да и не пыталась узнать, живя в собственной скорлупе, обиженная на весь мир и несправедливость судьбы.

Прошло три недели, три долгие недели с днями, похожими друг на друга. Меня вызывали в полицию почти через день, задавали все те же вопросы, на которые слышали все те же ответы. Замкнутый круг моей свободы.

Я ничего не знала о Егоре, пыталась искать его в социальных сетях, но не было никакой информации. Набирала в поисковиках его фамилию, узнала название его компании, даже решилась позвонить в офис. Но мне сообщили, что Егор Ильич в отъезде уже давно и когда вернется – неизвестно. Личный номер или номер его начальника службы безопасности мне не дали.