– Хватит, Йохана, – затянулся Бартолд, – Я с ним разберусь. Не бывать этому союзу. Позови слугу. Сколько можно от нас прятать парня? Если он сейчас же не явится сюда, я сам его найду и за шкирку вышвырну из дома.
Йохана закивала и пошла звать прислугу.
* * *
Когда я вошёл в помещение, то там сидел один лишь старик. Закинув ногу на ногу, он курил сигару и выглядел так сурово, словно древнее божество, недовольное своим скромным слугой.
Только вот я не слуга, а он не божество. Когда я подошёл ближе и встал напротив него, он затянулся и выпустил дым в мою сторону. Верх бестактности. Курить рядом с бесом, у которого может быть чувствительный нюх – это открытая агрессия.
Я прошёл к креслу и уселся напротив старика. Именно старика. Как говорил уже, для аристократа было нормальным жениться лет до двадцати пяти. Следовательно и дети в это время появлялись. В пятьдесят легко стать бабушкой или дедушкой. При этом большинство аристократов в этом возрасте выглядели молодо и свежо. Не как юнцы, но и следы старости редко их касались. Имею ввиду сильных аристократов, потомственных. Дожить до ста лет не считалось чем-то выдающимся. Отсюда и тот факт, что если аристократ выглядит, как старик, то ему ближе к сотне лет.
По правилам этикета я должен был поздороваться и спросить разрешения сесть, но если человек сам проявляет бестактность, то и мне начинать не следует.
– Я не разрешал тебе садиться, – сказал он резко.
На английском. Не знает русский? Ну и ладно.
В ответ я приподнял бровь и улыбнулся. Кто он такой, чтобы мне что-то разрешать или запрещать? Старик пассаж оценил и нахмурился, как грозовая туча.
– В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Раз уж вам манеры не знакомы, – указал я на сигару, – То и мне к ним обращаться не стоит.
На это он выдал что-то на немецком, что я совсем не понял. Может и к лучшему. Судя по тону, там не признания в любви, а что-то типа: да как ты смеешь, сопляк?!
Где-то на втором предложении до него дошло, что я ни черта не понимаю и он заткнулся.
– То, что позволено мне, не позволено плебею.
– А где вы здесь увидели плебея? – удивился я и показательно осмотрелся.
Чувствую, будет весело. По каким-то причинам старик явно на эмоциях. С такими проще всего иметь дело. Они уже вышли из себя.
– Речь про тебя, – посмотрел он недобро.
Ну а я посмотрел на него как на сумасшедшего деда. Не доказывать же ему, что я аристократ. Аристократы так не делают.
Старик замолчал, уставился на меня тяжелым взглядом. Он правда думает, что это должно смутить?
– Ты думаешь, что тебе кто-то позволит жениться на Кате?
– А кто-то может не позволить? – снова показал удивление я.
– Этому не бывать.
– Понятно, – вздохнул я.
– Чего ты хочешь? Денег? Пробраться в семью аристократов?
Чем дольше дед говорил, тем больше недоумения вызывал. Он вообще что ли не знает, кто я? Если так, то это походит на фарс. Что же… Ради Кати я готов выдержать эту беседу, которая навевает уныние и тоску.
– Сколько ты хочешь? – зашёл он на второй круг.
– Хочу чего? – из вежливости уточнил я, наблюдая, как гневно расширяются ноздри Майера.
– Денег. Назови свою цену.
– А сколько вы готовы предложить? – мне и правда интересно.
– Такому, как ты, хватит миллиона.
– Вы свою внучку в миллион оценили? – приподнял я бровь.
– В миллион я оценил тебя, – раздраженно бросил он.
– Не интересует. Это всё, о чем вы хотели поговорить?
– Если ты не хочешь по хорошему, то можно и по плохому.
Угрозы, угрозы…
Это насколько же надо было Ольге вынести мозг, чтобы она не просветила родственников насчёт меня? Или это было бесполезно? Не удивлюсь.
– Так давайте. Чего тянете?
– Если ты не хочешь, чтобы в твой дом пришли ночью… – прошипел он не хуже ядовитой змеи, – То убирайся отсюда сейчас же! – рявкнул он, – Иначе твоя жизнь не будет стоить ничего.
– Право слово, вы меня удивляете. – чуть было не рассмеялся я, представив, как ко мне домой постучат ночью.
– Если ты не понимаешь, то я выкину тебя сам!
Бартолд вскочил так резко, что кресло, в котором он сидел, отлетело и ударилось в шкаф у него за спиной. Тот затрещал и будь менее прочным, осыпался бы.
Старик попытался схватить меня за плечо, но я перехватил его руку. Он дернулся, но я не выпустил.
– Не знаю, как у вас, но у нас в России не принято бить стариков. Впрочем, сомневаюсь, что вы слышали про культуру, манеры и воспитание.
Он попытался меня ударить, но я мягко его оттолкнул.
– Что здесь происходит?! – в помещение переместилась Ольга Владимировна, – Бартолд! Ты что творишь?! В моём доме?!
Следующей сюда переместилась и Йохана.
– Ольга! – крикнула она, – Бартолд!
Фарс… Это какой-то гребанный фарс…
– Ольга Владимировна, – позвал я женщину, – Я пойду тогда. С этими людьми мне не о чем говорить. Объясните им, что будет, если они ко мне сунутся.
– Щенок, да как ты смеешь! – возмутился старик и снова перешёл на немецкий.
– Заткнись, старый ты дурак! – когда надо, Ольга Владимировна умела владеть голосом.
Не задерживаясь, я вышел из комнаты и отправился искать Катю.
* * *
– Он напал на моего мужа! – кричала Йохана, – Это скандал!
Ольга Владимировна медленно выдохнула, смотря на женщину.
– Это и правда скандал, – ответила она холодно, – Хорошее же вы мнение о себе оставили! Два безумных старика! Надо же было додуматься, угрожать Эдгарду! – посмотрела она осуждающе на Бартолда, – А ты, – выставила она палец в сторону Йоханы, – Только заикнись про нападение. У меня есть запись разговора и я точно знаю, кто именно начал конфликт!
– Хватит защищать паренька, – проворчал Бартолд, проигнорировав то, что разговор записывали, – Кто он вообще такой?! Как ты смеешь предавать нас и выдавать дочь за какого-то плебея?!
– Умерь свой гонор, старик, – осадила его Ольга, – Или забыл историю своего рода? Так я напомню. Сколько у вас лет подтвержденной истории? Семьсот? У Соколовых чуть меньше, пятьсот с небольшим. Невелика разница, чтобы ты, высокомерный дурак, называл его плебеем!
– Ольга, поумерь свой тон, – вмешалась Йохана.
– Это не я устроила скандал в собственном доме. Вы тут гости, которые совсем забыли про манеры. Позорище.
– Позор – выдавать внучку за неизвестно кого, – снова пошёл в атаку Бартолд, – Хватит его защищать! Гони в шею щенка! Катя побесится и успокоится, не ломай ей жизнь!
