— Только давай без этих безумных растрат. Мне неловко, что ты всё подносишь мне на блюдечке, выбрасывая кучу денег. Хотя твоя забота бесценна.
— Странная женщина, забудь про какие-то там неловкие моменты. Я могу себе это позволить, и я этого хочу. Научись принимать и такую форму моей любви. Хочу тебя баловать.
— Тогда я хочу баловать тебя взамен, — присаживаясь на краешек дивана в гостиной, удерживаю его взгляд. — Как мне это сделать?
— Мы что-нибудь придумаем, — на короткий момент его губы тронула игривость. — И, пожалуй, идею научиться готовить лучше тебе оставить, это тоже будет своего рода проявлением заботы.
— Вот гад, — закусив губу, отвожу взгляд в сторону, окидывая взглядом комнату. Теперь она нравится мне гораздо больше, чем в тот первый день, когда тут было полно гостей.
— Что ты решила, Злата. Я на тебя не давлю, но мне нужно знать ответ, потому что наслоение ситуаций вынуждает меня отлучиться, чтобы решить кое-какие острые вопросы, — сев рядом, коснувшись моей руки Захар переплёл наши пальцы. — Если ты остаёшься дома, я отдам распоряжение охране и персоналу, и оставлю тебя ненадолго со спокойной душой. …А если ты всё-таки решишься отдать последнюю дань отцу, я организую охрану, автомобиль и отпущу тебя с тяжёлым сердцем и только с условием, что ты туда и обратно.
— К моему прискорбному недовольству я понимаю, что мне действительно нужно поехать. Желанием я не горю, но что-то глубоко внутри меня подсказывает, что так будет правильно, что, отпустив его и свои обиды мне станет легче. Что это ещё один шаг, чтобы закрыть двери в прошлое.
— Меня злит, что именно завтра я не могу поехать с тобой. Гадство! — вскочив, он начал мерять шагами гостиную. — А Никита?
— Возьму с собой. Это единственный выход, оставить его не на кого. Ничего страшного, прокатимся. Не нервничай так, иначе, глядя на тебя меня уже начинает трясти, и я уже почти передумала, — ловлю его, когда он проносится мимо, сжимая руки вокруг его талии как можно крепче. Поднимаю голову, подставляя губы для поцелуя. Интуитивно чувствую, как я могу успокоить этот тайфун, зная уже, что бульдозер сдастся только ласке. — Пойдём, — шепчу я, и по выражению моего лица Захар, нервно сглатывая, тут же понимает мой намёк.
- Семён! — зовёт он дворецкого, который по совместительству ещё и садовник, и столяр, как я поняла. А теперь вот, кажется, ещё и нянькой станет. — Семён, ты не мог бы на пол часа присмотреть за мальчиком? Покажи ему попугайчиков, а мы быстро, — кивая на Никиту, который до этого был занят выцарапыванием кошки из-под дивана, Захар тащит меня в сторону лестницы на второй этаж. Вот, переехала к парню, замуж за него собралась, а в его спальне ещё ни разу не была. Пока он лихорадочно пытается стащить с меня и с себя одежду, целует меня куда попало, пару раз стукнулись лбами и смеясь упали на кровати. Захар страстный, очень. Вспыхивает мгновенно, спичкой. И у тебя уже нет шансов только как броситься
в это пламя! И пусть скорость его напора меня иногда пугает, но я в восторге, что настолько для него желанна, что ему нравится моё тело, что он знает, как с ним обращаться, чтобы доставить мне и себе удовольствие. Мне нравится его сила и уверенность в своих движениях. Нравятся его глаза во время наших занятий любовью, он не любит закрывать глаза, он смотрит, и я тону в этом взгляде.
— Я с ума схожу, когда ты меня так балуешь, — шепчет он, продолжая двигаться. — Балуй меня так чаще, и я стану твоим ручным псом. Ты мне доверяешь полностью?
— Совершенно…
— Тогда позволь мне немного сойти с ума и стать диким? Хочу взять тебя жёстче…
Меня словно взорвали, после чего каждую отдельную частичку вынесло в космос, где благодаря вспышке я соединилась с частичками Захара.
Лежим, крепко прижавшись друг к другу и я вроде бы его продолжение или …он моё. Спаянные, свитые, сросшиеся сердцами. Кажется, он был мне послан за все мои страдания и одиночество. Больно до ужаса думать о том, что я могла его и не встретить. Ведь без него я уже не представляю своей жизни.
— Мне это было нужно, — бормочет Захар. — Ты моя женщина, ты мой друг, теперь вот стала хозяйкой моего дома. Ещё осталось стать матерью моих детей и бабушкой моих внуков. Мы поженимся, да?
— Вроде как я уже согласилась.
— Нет, я имею в виду на днях.
— Бульдозер снова взялся за своё. А я наивно полагала, что ты расслабился. Но мы уже и внуков запланировали.
— Я расслабился, — улыбается действительно счастливо. — Но всё равно буду считать часы до твоего возвращения. …Так что?
— Что?
— Поженимся в срочном порядке и останемся счастливы на всю жизнь? Без всяких сомнений, оглядок и страхов?
— А у меня разве есть выбор?
— А он тебе нужен?
— Нет. Я почему-то согласна, — пусть мы выглядим как сумасшедшие, но мы такие настоящие, не идеальные, но счастливые.
Мы выехали на рассвете, едва начало светать. Захар, отдав последние распоряжение охране, поцеловал меня в губы, молча, потому что из-за расстроенных чувств ему трудно было подобрать слова, теме более, что и так сказано было очень много. Он не хотел, чтобы я ехала, но понимал необходимость. Взъерошив волосы спящего Никиты, мягко толкнув дверцу, он взмахнул на прощание рукой. Правда, я тоже уже через двадцать минут испытала сильное желание вернуться, еле взяла себя в руки.
Первое время мы с малышом просто спим, затем поглядывая на сына, которому много не нужны лишь бы под рукой была любимая машинка, смотрю в окно, на проносящиеся унылые пейзажи ноября, много размышляю. Представляю, как отреагирует родня и знакомые на двух телохранителей за моей спиной, которым приказано ни на шаг от меня не отходить. Одного из них я знаю, это Алексей, поэтому мне немного легче воспринимать это мужское общество, фобия шевелится, но с ума не сводит. С небольшими остановками на разминку, перекус и туалет, в Козятин мы приехали ровно в полдень, как раз успели на церемонию прощания в церкви, где вёл службы мой отец. Тех, кто околачивался возле церкви тут же привлёк автомобиль такого класса, по Козятину такие иномарки не шастают. Затем, конечно, бросалось в глаза два одетых с иголочки амбала, сопровождающих меня на каждом шагу. Сегодня телохранители, по случаю похорон надели свои лучшие чёрные костюмы. Столь пристальное внимание воспринималось мной через чур болезненно, до покалывания кожи и знакомой тошноты. Подхватив Никиту на руки, я прошла внутрь прямо к первому ряду, заметив мачеху и Нину. То, что Нина тоже была здесь уже облегчало мою участь. На остальных я просто не смотрела, не могла выносить взгляды, спрятавшись за привычные, упавшие на глаза шоры.
