Он рассказывал и рассказывал, пока не засыпал под действием мака. И если девушек его истории напрягали, то Инвера они подталкивали к очень важному решению.
…
Когда ранним утром, пока солнце еще не показалось из-за горизонта и весь мир спал, телега подкатила к указательному столбу, гласившему, что до селения Мирного осталось не более трех миль, из домика, стоявшего тут же у дороги, вышла женщина. В руке она держала яркий фонарь, освещавший широкую фигуру. Светлое лицо ее не переставало улыбаться, а белые свободные одежды не давали усомниться в чистоте ее намерений. Она обняла каждого прибывшего и испуганно охнула при виде Карьяна. Через два часа, опоенные чаем и накормленные крендельками, волки сидели на крыльце, слушая, как где-то в доме подвывает от боли Карьян. Женщина, жившая в одиночестве на этой заставе, взялась обрабатывать его раны.
– Она тут вроде постового, – пояснила Гера. – Кормит, обогревает путников. И решает, кто достоин идти дальше. В тот раз я месяц пробыла с ней, прежде чем отправилась выше. Гретта сказа, что я не знаю, чего хочу на самом деле, а идти туда от любопытства не стоит, иначе неизвестно, что найдешь.
– То есть меня могут еще и недопустить? – возмутилась Фрея. – Может оказаться, что я зря тащилась сюда все это время?
– Мы спасли Карьяна, это уже не зря.
Они замолчали. Крики в доме тоже стихли, и через несколько минут к ним вышла Гретта. Белые одежды ее остались незапачканными, хотя женщина явно имела дело с большим количеством крови. «Сколько же ей приходиться стирать», – отчего-то подумалось Инверу.
– Ваш друг поправиться. Да, раны его жестоки, но мы знаем, как излечить его. Что до вас? Вы хотите отправиться выше?
– Да, – кивнул Инвер и на всякий случай добавил. – И на обратном пути забрать Карьяна. Если можно.
– Не я это решаю, а он. Подойдите ко мне.
Робко выглянувшее солнце подкрасило ее одежды в розовый, придав ей образ нежного пушистого облака. Без страха волк поставил свой лоб. Гретта коснулась его теплой, чуть влажной рукой, от которой пахло ванилью.
– Сомнения раздирают тебя изнутри. Ты обязательно должен увидеть Старца. Только он наведет порядок в твоей душе.
«Сомнения? Не знаю уж. Мне кажется, сейчас я спокоен, как никогда. Но если она так считает».
Воин покорно кивнул и отошел. Следующей подошла Гера.
– Дочь Луны, ты была уже у нас.
– Да!
– И тогда Старец подсказал тебе твой путь?
– Да!
– Следовала ли ты ему?
– Я… старалась.
– Это лучший ответ, что ты могла дать. Иди и помоги своему брату на его пути.
Когда рука Гретты коснулась лба Фреи, женщина грустно вздохнула.
– А этой голове стоит немного подождать. Твои проблемы, что кажутся тебе такими важными, не стоят твоих страданий. Останься со мной и дождись друзей тут.
– Но я хотела… – начала было Фрея, но женщина прервала ее, просто положив ладонь ей на рот. – ММм…
– Ты не готова. Разговор со Старцем сейчас лишь еще больше смутит тебя, ничуть не успокоив твоих волнений. Пойдем, я научу тебя менять повязки.
Она мягко обняла девушку за талию и увела в дом. Брат и сестра остались одни.
– Меня она также готовила. Заставляла ходить за водой, печь хлеб для бездомных – они приходят сюда каждый вечер, выбивать ковры, стирать бинты… Я сначала возмущалась – не хотела быть у нее на побегушках, а потом поняла, что труд этот меня… не знаю, облагораживает. Я стала спокойнее. За работой много думаешь, переосмысливаешь. И при этом не остается времени на глупости. Я рада за Фрею.
– Надеюсь, она это тоже оценит. Так что же – нам туда?
Волк указал на тропинку, вившуюся между кустов роз, пышно цветущих и роняющих свои лепестки прямо на гравий. Гера кивнула и предупредила, что скоро к ним начнут безбоязненно выходить звери и птицы и чтобы Инвер не смел на них охотиться. Она показала ему несколько кустиков, ягоды с которых можно было есть, чтобы насытиться. Волк попробовал – и вкус не показался ему ужасным. Через полчаса пути на тропинку выскочил олень. Волк пригладил инстинктивно вздыбившуюся шерсть и зачем-то поклонился рогатому зверю. Олень степенно кивнул в ответ и поскакал дальше. Радости Геры не было предела.
– Ты смог!
– Пустяки, – как можно небрежнее сказал волк, хотя внутри у него все переворачивалось от странного ощущения неправильности происходящего. Вскоре они дошли до поселения. Это оказалась небольшая вытоптанная поляна, на которой расположилась маленькая сторожка, пара стогов сена, у которых лениво жевал траву лось, большой скворечник, полный пищащих и свистящих обитателей, и навес от солнца, под которым отдыхала пума. Инвер вновь подавил желание ощериться и послушно прошел вслед за сестрой в сторожку, в которой та решила заночевать, а уже с утра отправиться к Старцу.
Однако домик оказался занят. Там спал, положив походный рюкзак под голову, высокий рыжий воин в странных одеждах, расшитых перьями, камнями и ракушками. Гера чуть коснулась его лапой. Воин открыл глаза и улыбнулся воинам, будто старым друзьям.
– Приветствую ищущих Истину!
– И тебе того же, – откликнулся Инвер. Он пытался незаметно принюхаться к парню – запах его казался воину знакомым, будто он уже слышал его где-то.
– Что привело вас в Обитель? – спросил воин, садясь на полу и скрещивая ноги.
– Мой брат стал вожаком. И хочет спросить совета у Старца, как ему дальше вести стаю.
«Так вот зачем я здесь. Не думал, что нуждаюсь в советах».
«Да? Это говоришь ты или прошлый ты?».
«Да я. Вроде».
Рыжий с уважением посмотрел на Инвера. Тот смущенно пожал плечами.
– Да, как-то хочется не допустить ошибок.
– Понимаю. Я здесь, чтобы узнать, ошибся ли я, передав пророчество одной прекрасной девушке, что живет в западных землях. Или не стоило этого делать и пугать девчушку.
«Опять пророчества. Сколько же их свершается каждый день».
– В любом случае, что сделано – то сделано. Завтра узнаю, верно ли это сделано. А сейчас мы все хотим спать, угадал?
– Угадал, – вздохнула Гера, укладываясь.
– Я так и знал. Иногда вижу людей насквозь – с нами, шаманами, такое случается.
«Так вот что с тобой», – подумал Инвер, засыпая.
…
На рассвете Гера подняла и брата, и шамана. Она собрала им ягод, которые росли тут же, у домика. Подкрепившись, троица выдвинулась к Обители. По дороге Инвер решил спросить, как работают шаманы. Рыжий воин отвечал:
– Мы просто проводники между теми, кому есть что сказать, и теми, кто должен услышать. В какой-то момент меня просто… Переклинивает! И я начинаю говорить. Говорят, я каменею в этот момент, глаза закатываются – жуткое зрелище.