– Хм… Что ж и почитаю… – решила Ленка, вскрыла пакет и достала листы, напечатанные убористым шрифтом Courier New. – Ну, накропал! Писатель доморощенный!
Глава 13
Из рукописи Сергея Ковалёва
Эскорт, сопровождающий Лукрецию дела Кроче, прибыл к палаццо Санта-Мария-ин-Портико, поздним тёплым сентябрьским вечером. Родриго Борджиа доложили о прибытии синьорины, и он поспешил лично встретить возлюбленное чадо: кардинал всегда питал слабость к дочери.
– Лукреция, дорогое дитя! Как прошло путешествие? – Родриго распростёр отеческие объятия и «дочь» с удовольствием в них утонула. – Дай-ка я посмотрю на тебя: ты стала ещё красивее и повзрослела! Пора подумать о замужестве.
Лукреция ощутила дрожь в теле при объятиях с кардиналом и её златокудрую головку посетили отнюдь не мысли послушной кроткой дочери.
– Как вам угодно, Ваше Преосвященство, – скромно поклонилась она, изображая покорность его воле.
Кардинал ещё раз взглядом смерил Лукрецию и убедился, как он прекрасно порадел над Ваноцци Катанеи почти четырнадцать лет назад: результат красив, скромен и достоин всяческих похвал.
Синьорина дела Кроче вошла во дворец и с удовольствием отметила богатство интерьера. Стены огромного вестибюля венчали шпалеры с изображением исторических сцен. Из него Лукрецию провели в гостиную, также увешанную шпалерами в едином стиле с вестибюлем. Ковры на полу гармонировали с мебелью, за гостиной располагались ещё две комнаты, затянутые нежно бирюзовым шёлком.
Для Лукреции приготовили апартаменты на втором этаже палаццо с видом на яблоневый сад. Девушка тут же вышла на балкон, вдохнула вечерний римский воздух:
– Здесь прекрасно!
В комнату вошла молодая девушка и поклонилась:
– Синьорина, я ваша новая компаньонка. Моё имя Оливия.
Лукреция смерила взглядом Оливию: темные волосы, смуглая кожа, большие тёмные глаза, тонкий стан, словом, – внешность безупречна.
– Его Преосвященство распорядился, чтобы я неотлучно находилась при вас, синьорина, – Оливия поклонилась.
– Что ж, находись, я не возражаю.
Лукреция осмотрелась: роскошная кровать под шёлковым вишнёвым балдахином, бархатное александрийское покрывало; кушетка, покрытая золотой парчой, стол с резными стульями – всё доставило ей несказанное удовольствие.
«Что ж хорошо быть «дочерью» кардинала Борджиа, – подумала она. – Хоть я и считаюсь незаконно рожденной, он любит меня. Пожалуй, и я отплачу ему тем же».
* * *
На следующий день Лукреция познакомилась с обитателями Санта-Мария-ин-Портико: в её комнату вошли две женщины.
Пожилая слегка поклонилась:
– Я – Адриана де Мила. Его Преосвященство поручил мне опекать вас, синьорина. А это моя дочь, Джулия Фарнезе Орсини[36].
Лукреция не без интереса посмотрела на девятнадцатилетнюю красавицу, которую в Риме называли попросту La Bella.[37]Весь город знал, что молодая Джулия – любовница Родриго Борджиа, который старше её на сорок лет.
Ваноцца дела Кроче, мать Лукреции, прекрасно знала о связи своего любовника и ничего не имела против, ведь она сама была замужем. Её роднила с La Bella ситуация, в которой находились их мужья, делавшие вид, что ничего не замечают. Обманутый муж Джулии, Орсино Орсини, по прозвищу Одноглазый, пребывал в своём имении Басанелло и почти не покидал его.
Несмотря на связь кардинала с молодой La Bella, Ваноцца часто посещала Санта-Мария-ин-Портико для любовных утех, причём ни разу не выказывала желание навестить свою дочь. Лукреция также прекрасно знала о любовных связях кардинала: её женская сущность была ущемлена, она хотела безраздельно властвовать над Борджиа, и ей было всё равно, что скажут злые языки Рима.
Лукреция мило улыбнулась, загасив ненависть к La Bella.
– Счастлива познакомится с вами, сударыни.
– Если вы не против, дорогая, предлагаю прогуляться по саду после завтрака, в это время года там прекрасно, – предложила La Bella, явно оценивая насколько опасна юная особа.
– С удовольствием, – ответила Лукреция, обменявшись с La Bella натянутыми улыбками.
После нескольких безмятежных прогулок по саду палаццо, Лукреция поняла, что La Bella спасается здесь от свого неудачного замужества, а кардинал с удовольствием удовлетворял её всяческие прихоти. Причём La Bella показалась ей совершенно бесхитростной, так как всеми интригами Санта-Мария-ин-Портико заправляла её мать, Адриана де Мила, безудержно стремящаяся к власти и влиянию на кардинала.
«Я тоже добьюсь того, чего желаю», – решила юная Лукреция и начала воплощать свой план.
* * *
Однажды поздним зимним вечером, Родриго Борджиа вошёл в покои Лукреции.
– Я хочу сообщить тебе новость, дорогое дитя.
Лукреция, сидевшая в кресле около камина, поднялась и поклонилась кардиналу, как того требовало приличие:
– Слушаю Ваше Преосвященство.
– Я дал письменное согласие на твою помолвку с доном Гаспаром Просида, сыном графа Альменара.
Лукрецию захлестнула волна возмущения, она едва сдержалась:
– Насколько мне известно, Ваше Преосвященство, род Альменара весьма богат и влиятелен.
– Ты, права, дорогая, – кивнул кардинал в знак согласия.
– Альменара – испанцы. Стало быть, для замужества мне придётся покинуть Рим и отбыть в чужую страну!
– Дитя моё! Граф Альменара сказочно богат, не буду лукавить, что соглашаясь на помолвку я руководствовался своими интересами: мне нужны деньги, чтобы стать понтификом, и не малые!
Обомлевшая Лукреция смотрела на Борджиа, из её глаз текли слёзы.
– Вы не любите меня, для вас важнее выгода и политические соображения, – всхлипнула она.
– Не скрою, да. Поверь мне, Лукреция, этот брак сделает тебя богатой и влиятельной женщиной! А что ещё надо?!
– Любви…
– Чего? – растерялся кардинал.
– Любви, – невинно повторила юное создание. – Ведь вы любили мою мать, не так ли?
Кардинал хотел согласиться, но отчего-то осёкся: любил ли он Ваноцци? Наверное, раз зачал ей троих детей. Он всегда заботился о ней и недавно после смерти сиора дела Кроче выдал её замуж в третий раз за Карло Канале, преуспевающего юриста.
– Да, – наконец произнёс кардинал после некоторых размышлений. – Твоя матушка красивая, умная и очень темпераментная женщина. Но ты почти на неё не похожа…
– Я не красива и не умна? – удивилась Лукреция такой прямолинейности «родителя».
