Книга Пляска на плахе. Плата за верность - Марина Баринова

Энниец наскреб щепотку «лунного песка» со дна кисета, аккуратно, опасаясь потерять даже крупицу, поместил на тыльную сторону ладони и, стараясь не шуметь, вдохнул.

Ноздри разрывало. По сравнению с этим снадобьем жжение от паштары было легкой чесоткой. Обычно Джерт предпочитал смешивать порошок с напитками — медовой водой или отварами из ягод. В крайнем случае, с чем-то хмельным, хотя тогда эффект выражался слабее. Совать «лунный песок» в нос отваживался не всякий — существовал серьезный риск сжечь органы дыхания изнутри. Но сейчас выбора, как и времени, у Медяка не было. Практика показывала, что быстрее всего снадобье действовало, попадая в организм через нос.

Когда жжение поутихло, Джерт проверил оружие и тихо протиснулся в лаз. Внутри было темнее, чем в душе ростовщика. Тусклый лунный свет едва пробивался сквозь доски и меркнул, не добираясь даже до середины помещения. Медяк дал глазам привыкнуть к окружавшему его мраку и, наконец, начал различать очертания предметов — «лунный песок» подействовал.

Комната, в которую проник энниец, выходила в единственный во всем доме коридор, по которому Гуташ вел наемников к подземному ходу. Джерт бесшумно вышел и огляделся. Слева, в десятке шагов, располагалось помещение, таившее за собой спуск вниз. Справа, освещенный сиротливым факелом, находился зал, где Гуташ тихо шуршал барахлом убитых наемников — трупы все еще лежали там же, где их и застал вероломный налет вагранийских гвардейцев. Медяк осторожно двинулся на свет и, держа проводника в прямой видимости, затаился за стойкой, еще хранившей кисловатые запахи скверной еды.

Теперь предстояло совершить самое сложное.

Сделав глубокий бесшумный вдох, Джерт прикрыл глаза и выровнял дыхание. Одно неверное движение, малейшее отступление от алгоритма — и усилия пойдут прахом, а порошок будет потрачен впустую.

Главное — полное сосредоточение на процессе и человеке, на которого направлено воздействие. Так его учили. Медяк снова медленно вдохнул, мысленно сосчитал до пяти, открыл глаза и, не мигая, уставился на проводника, собирая и концентрируя волю. В теории это было легко, но на практике фокус по отоводу чужих глаз начал хоть сколько-нибудь получаться лишь после месяцев ежедневных тренировок.

Ибо Джерт был отличным актером и прекрасным бойцом, но отвратительным магусом, хотя и носил в своей крови зачатки этих способностей. Впрочем, даже смехотворное количество колдовской силы в сочетании с «лунным песком» и целью выжать из столь неординарного таланта максимум не раз спасало эннийцу жизнь.

Моргнув, Джерт медленно выдохнул, продолжая наблюдать за Гуташем. Тот и ухом не повел, хотя с расстояния нескольких шагов звук извлекаемого из ножен оружия не услышать он не мог.

Порошок был потрачен не зря.

Медяк удовлетворенно вернул клинок в ножны — время для поножовщины еще не наступило.

Теперь все пройдет проще. Энниец дождался, пока проводник повернется к нему спиной, перемахнул через поваленную скамью, схватил лежавший на полу обломок ножки стола и в два прыжка оказался возле вагранийца. Гуташ вздрогнул, и едва он начал поворачивать голову, как со всего размаху получил по затылку и тут же обмяк.

— Зря ты не послушался своего товарища, — тихо сказал Джерт по-вагранийски и достал из валявшегося здесь же мешка Артанны моток веревки — сам же давеча его туда и положил.

Как знал, что еще пригодится.

* * *

Гуташ очнулся в сарае, окруженный мертвецами и полумраком — та же картина, что он лицезрел до того, как провалиться в забытье. Однако теперь проводник был накрепко связан по рукам и ногам, да так, что не мог пошевелиться. Вязали его с толком. Затылок раскалывался от боли — чем бы его ни приложили, сделали это от души.

Перед ним на корточках сидел рыжеволосый энниец — последний выживший из разношерстной компании шразов Артанны. Тревожные всполохи пламени плясали на лице и медной шевелюре наемника. Он кинул безразличный взгляд на Гуташа и продолжил обыскивать ценный скарб своих покойных коллег — перекладывал деньги в кошель, набивал мешок остатками снеди, запихнул даже маленькую флягу с крепкой настойкой. Особое внимание энниец уделил сумке Артанны — ее он обобрал почти подчистую, не побрезговав даже бумагами. Вернее сказать, бумаги своего командира он изучал с особым тщанием.

Гуташ не сомневался, что и его собственные карманы также были подвергнуты внеплановой инспекции.

— Умеет она располагать к себе людей, ничего не скажешь, — проговорил энниец, сворачивая свиток с печатью торговой гильдии Турфало. — Полезный навык для человека ее профессии, а?

Гуташ не ответил. Покончив со сборами, наемник всем корпусом повернулся к вагранийцу.

— Где Артанна? — спросил он.

Проводник удостоил шраза презрительным взглядом и сплюнул на пол. Энниец сокрушенно вздохнул и покачал головой.

— Вы никогда не делаете это легче. Каждый раз одно и то же. Ладно, как пожелаешь.

Он схватил пустой мешок, принадлежавший одному из его мертвых коллег, и одним ловким движением натянул на голову Гуташу. Ткань оказалась плотной, неприятно смердела и, что особенно печалило, могла хорошо заглушить звук ударов и ломающихся лицевых костей. Проводник начал понимать, к чему шло дело.

Рука у этого рыжего была тяжелой. Гуташ, глядя на него, и не сказал бы, что энниец способен бить с такой силой. Но он, тем не менее, бил, и бил очень больно. Как тесто месил. Однако для того, чтобы разговорить пленника, этого было мало. Может с каким-нибудь изнеженным южными порядками шразом такой подход и сработал бы, но не с закаленным в множестве боев уроженцем севера Ваг Рана.

Гуташ со свистом втянул воздух, когда наемник сдернул с него мешок. От носа почти ничего не осталось, если не считать мелкого крошева из хрящей, размазанного по лицу. Челюсть тоже здорово пострадала, но энниец явно рассчитывал завязать диалог, и потому говорить проводник все же мог.

Но не хотел.

— Ну, надумал побеседовать?

Вместо ответа Гуташ снова выплюнул сгусток крови в направлении эннийца. Тот, впрочем, не смутился.

— Ну зачем ты строишь из себя героя, Гуташ? — швырнув мешок прочь, спросил энниец. — Я все равно добьюсь от тебя ответов, хочешь ты или нет. Пусть я тороплюсь, но могу выкроить на общение с тобой несколько долгих часов. Должен признаться, моя фантазия безгранична, но штуки, которые рисует мое воображение, тебе не понравятся. — Он хрустнул пальцами. — Я не в восторге от того, что должен сделать, поверь. И я, мать твою, ненавижу пытать людей! Ненавижу. Так почему бы нам с тобой не пропустить часть, где я тебя мучаю, а ты страдаешь и мечтаешь об избавлении, и перейти к приятной беседе? Я тебе даже выпить дам — в качестве компенсации за причиненные неудобства.

Проводник с трудом моргнул заплывшим глазом.

— Пошел ты, шраз.

— Только давай без грубостей. Но как скажешь.

Энниец порылся в мешке и достал маленький ножичек с тонким лезвием.