Книга Призрачный остров - Наталья Калинина

Тихое гудение, похожее на монотонное ритуальное пение, было назойливым, как жужжание над ухом мухи, только раздавалось оно не снаружи, а в голове. Данила приоткрыл глаза и вновь зажмурился от слишком яркого света. Там, где он до этого был, темнота сгущалась до непроницаемой черноты, там не нужно было зрение, там все ощущалось кожей, слухом и обонянием.

– Приходит в себя, – с облегчением выдохнул кто-то и легонько похлопал его по щеке.

– Рыжий?! Данила, ты нас слышишь?!

– Слышу. Чего так вопить? – проворчал он скорее по привычке, слабо улыбнулся и открыл глаза. Прямо над ним, загораживая небо, нависала Марина, встревоженно хмурилась и оглаживала ладонями его лицо, будто это могло привести его в чувство.

– Напугал ты нас, рыжий! – нарочито сердито сказала она, но потом улыбнулась.

– Голова закружилась.

Он поискал взглядом Стефанию и увидел, что она сидит на земле, а его правая нога с закатанной до колена штаниной покоится у нее на коленях. Вот так дела! Свалился в обморок, как субтильная барышня, хоть и считал себя вполне выносливым.

– Неудивительно, что закружилась, – вздохнула Стефания, – у тебя кровь хлестала так, что не знаю, как ты вообще продержался.

Данила чуть приподнялся и заметил, что она вытащила из его кроссовки шнурок и сделала из него некое подобие жгута. Сколько он провалялся без сознания? Нога ниже колена онемела, в ступню будто впились тысячи иголочек. Зато кровотечение, похоже, Стефания сумела остановить. С помощью Марины он сел и оперся ладонью о землю. Голова кружилась, перед глазами все качалось и расплывалось. Отчаянно хотелось снова лечь… Только поддаваться этому желанию было нельзя.

Данила вспомнил, что предшествовало обмороку. То, что рана вновь открылась, он понял задолго до падения. Кровоточила она так сильно, что, возможно, за ним оставались бы следы, если бы кровь не впитывалась в черную землю. С каждым шагом идти ставилось все сложнее, но не из-за боли, а из-за связывающей по рукам и ногам слабости. К лодыжкам словно подвесили гири, на плечи навалилась тяжесть, будто невидимый гигант положил на них огромные ладони. Данила изо всех сил сопротивлялся и в этом сопротивлении утратил все чувства – не видел идущих впереди девушек, не слышал, звали ли они его. Он словно провалился в другую, параллельную реальность, где оказался зажат между давящим на него небом и притягивающей к себе землей. Отчего-то Данила понимал, что ему нельзя, категорически нельзя поддаваться соблазну лечь, что нужно как можно скорее покинуть эту выжженную территорию, вытягивающую из него вместе с кровью все силы. Но в тот момент, когда впереди показалась зеленая полоса луга, он проиграл. Небо с землей внезапно поменялись местами, и в первый момент ему показалось, что он не падает, а взлетает к прикрытому дымчатой завесой солнцу. В голове зашумело, но не от пульсирующей в висках крови, а от множества голосов, хаотичная какофония которых затем слилась в монотонное пение. Данила погрузился в темноту, но та оказалась не мертвой, а наполненной голосами, шепотами, шорохами и неуловимыми зрением движениями.

Только сейчас он осознал, что вернулся к испуганно взирающим на него Марине и Стефании именно потому, что был выносливым мужчиной, а не субтильной барышней, потому что сопротивлялся и победил. Правда, победа далась тяжело и забрала остатки сил.

– Нужно немедленно возвращаться. Не знаю, как мы его доведем, – шепнула Марине Стефания, все понявшая и без слов.

– Так и доведем. Потихоньку, – вздохнула та.

– Ты как? Сможешь? – обратилась Стефания уже к нему.

– Куда денусь, – буркнул Данила и с помощью Марины встал. Силы свои он все же переоценил – устоять на ногах смог, а вот когда сделал первый шаг, опять чуть не упал. Такую слабость Данила испытывал лишь однажды, когда тоже потерял много крови.

Марина помогла ему удержать равновесие и подставила плечо. Он с благодарностью оперся на нее, но, когда с другой стороны подошла Стефания, невольно отшатнулся. Всего лишь рефлекторно, но это движение не осталось незамеченным.

– Данила, – с укоризной качнула головой Марина и одарила его красноречивым взглядом. Да-да, он помнит про уговор не тащить прошлое в настоящее! Данила с видимой неохотой принял помощь Стефании, положил руку и на ее плечи тоже. Она приобняла его и отвернулась, но Данила успел заметить мелькнувшую в ее аквамариновых глазах то ли обиду, то ли огорчение. Неужели его отношение к ней так ее задевает? Вряд ли бы она отнеслась к нему с сочувствием, если бы узнала, что он сделал. Скорее, возненавидела бы его!

Только отчего-то ему совсем не хотелось увидеть во взгляде Стефании ненависть. Чувствуя под рукой тепло ее плеча, поневоле прижимаясь к ее телу и страдая от этой невыносимой и одновременно желанной близости, Данила впервые понял своего отца в той ситуации.

– Надеюсь, ты поймешь, сын…

Папа заметно нервничал, оттягивал ворот рубашки, сжимал и разжимал пальцы левой руки, словно она у него немела. Чай в чашке так и остывал нетронутым, затягивался пленочкой. И такой вот мутной пеленой подергивалось их настоящее, но еще хуже – будущее. Отец все для себя решил и поставил взрослого сына перед фактом: они с мамой расстаются, потому что папа полюбил другую женщину – молодую, свежую и хваткую. Обменял двадцать шесть лет крепкого брака на неполные двадцать пять молодости любовницы, спутницу жизни – на почти ровесницу сына.

– Так вышло. – Папа выдавил жалкую улыбку, так не характерную для него. Он всегда шел по жизни уверенной поступью с высоко поднятой головой и расправленными плечами, а сейчас заискивал и юлил, словно неудачник.

– Я переезжаю к ней, – сказал отец после долгой неловкой паузы.

Данила наконец-то поднял взгляд от своей чашки и посмотрел ему в глаза. Невыносимо было видеть в них это чувство вины, затемняющее их медовый оттенок. Папа начинал новую жизнь, но уход давался ему тяжело.

– А как же мама? – Данила предпринял последнюю попытку воззвать к его разуму.