– Не буду отрицать, – галантно склонил голову Джерад, вызвав у Мэррин улыбку, – но ты не волнуйся, я понятливый.
– Так или иначе, – продолжала девушка, – я решила, что ты меня отверг, только не могла понять, сделал ли ты это намеренно. Я прикидывала и так, и этак, и в конце концов пришла к выводу, что ты хотел отомстить мне за мое поведение накануне утром.
– Моя вина. Мне не следовало тебя отпускать.
– Тебе ничего не оставалось делать, – возразила Мэррин. – В общем, я поняла, что разобьюсь в лепешку, но верну тебе долг. Только вот общаться со своими родными мне в тот вечер было невмоготу.
– И поэтому ты приехала сюда, чтобы переночевать у дяди Амоса?
Мэррин кивнула.
– Он увидел, в каком я состоянии, а у меня не хватило духу рассказать ему о том, что ты одолжил мне две тысячи фунтов, а после дал еще четыреста моему отцу. Из моего сбивчивого рассказа дядя Амос понял, что я… неравнодушна к тебе.
– Чудесный человек, умный и чуткий! Мэррин в искреннем порыве прижала руки к груди.
– Но я все еще не знала о его… гм… достатке. Дядя Амос отправил меня спать, а наутро предложил мне отпроситься с работы, после чего отправиться домой за вещами и переехать к нему. Предупредил, что ему нужно отлучиться по каким—то делам. А когда вернулся, сообщил, что тот дом, который я всегда считала принадлежавшим отцу, он приобрел для моей мамы, но так и не переписал на ее имя. И еще рассказал, что положил на мой счет десять тысяч и собирается подарить такую же сумму Роберту.
– И ты тут же послала мне чек.
– Ага. А потом ты позвонил сюда, злой как черт! – улыбнулась Мэррин.
– Интересно, какой реакции ты ждала?
– О, прости меня, – смущенно потупилась Мэррин.
– Ни за что! – страшным голосом прорычал Джерад и, подмигнув, потерся лицом о ее шелковистые волосы. – Тебе хорошо, родная?
– Хорошо? Да я на седьмом небе от счастья!
Он расплылся в блаженной улыбке, а Мэррин задала вопрос, который давно вертелся на языке:
– Скажи, почему ты дал моему отцу четыреста фунтов?
– В моем поступке не было никакого злого умысла, уверяю тебя.
– О, Джерад! – со всхлипом воскликнула Мэррин. – Теперь я понимаю, почему ты сказал, что я извратила твои намерения!
– Слава богу, дошло, наконец, – с улыбкой произнес Джерад, возведя очи к потолку. – Но сейчас я больше не сержусь на тебя.
Казалось бы, тема исчерпана, но Мэррин никак не могла угомониться:
– А тебе не пришло в голову, что он так или иначе обо всем мне расскажет?
– Я рассудил, что, если бы твой отец стал клянчить деньги у тебя, а в случае твоего отказа пригрозил обратиться с подобной просьбой ко мне, ты бы предпочла сесть на голодный паек, но отдала бы ему всю свою наличность. Поэтому и принудил его молчать о моем визите.
– Одна из моих племянниц выболтала вашу тайну, – сказала Мэррин и вдруг сокрушенно вздохнула: – Боже мой, Джерад, ты должен был возненавидеть меня за все те обвинения, что я обрушила на твою голову!
– Ты приписываешь мне невозможное, Мэррин, – возразил он и нежно посмотрел ей в глаза. – Я тебя обожаю. И прекрасно понимал, что ты имела право гневаться, обвинив меня в предумышленном совращении.
– Нет, я дура! Полная идиотка! – воскликнула она. – Теперь я понимаю, что все твои поступки исходили из чистых побуждений, но…
– Но? – Лицо Джерада было серьезным, он явно не хотел, чтобы между ними оставались хоть какие—то недомолвки.
– Понимаешь, для меня ситуация прояснилась. В «Березовой роще» ты не сказал мне, что точно знал, куда я поехала, потому что я сразу догадалась бы о твоей встрече с моим отцом.
– Умница ты моя, – похвалил он ее, шутливо погладив по голове.
– Спасибо. Но все—таки объясни, зачем ты явился в «Березовую рощу, если на тот момент еще не знал, что полюбил меня?
– Я постоянно думал о тебе. Представляешь, ни одной минуты покоя! Я был на грани безумия. Не в силах бороться с собой, примчался к тебе домой, а узнав, куда ты направилась, бросился следом. Кроме того, меня тревожила мысль, что в «Березовой роще» ты будешь совсем одна.
– Почему?
– Дорогая, когда в «Хиллмаунте» тебе привиделся кошмар, я находился в соседней комнате и смог успокоить тебя. А вдруг подобное случилось бы в «Роше»? Я не мог допустить, чтобы ты проснулась ночью от собственного крика, одна, в незнакомом месте, без поддержки…
Чувства захлестнули Мэррин. Она потянулась к Джераду и горячо поцеловала его.
– Ты замечательный человек, Джерад Монтгомери, – едва слышно прошептала она, сглатывая слезы.
Казалось, время остановило свой бег. Джерад так крепко сжимал Мэррин в своих объятиях, что теперь она уже не сомневалась: это не сон, это происходит наяву. Их сердца стучали в унисон, его глаза согревали ее своим теплом.
– Я люблю тебя, Мэррин!
– И я тебя люблю. Очень люблю!
– И все—таки скажи, кто тот другой мужчина, с которым ты встречаешься.
– Какой еще другой мужчина? – опешила Мэррин, но через секунду воскликнула: – Ах, ты о Берти! Это просто мой хороший приятель.
– И только?
– Господи, ну конечно! – хихикнула она. – Мы с Берти Армстронгом были закадычными друзьями еще в раннем детстве. Сколько себя помню, он всегда находился рядом. – Ощутив на своей собственной шкуре, какие муки испытывает ревнующий человек, Мэррин хотела загасить последние искорки недоверия. – Я люблю тебя, и только тебя. Берти – отличный парень, и при первой же возможности я обязательно познакомлю вас.
На целых пять секунд глаза Джерада остановились на ее лице, потом он сделал глубокий вдох, как пловец перед прыжком в воду, и громко выпалил:
– Мы пригласим его на свадьбу?
– Ну, он же мой дру… – Голос Мэррин прервался, когда до нее дошел смысл его слов. Глаза ее стали огромными, как два синих блюдца. – Джерад! Мне послышалось или ты только что сделал мне предложение?
Джерад внезапно выпрямился и как—то странно напрягся.
– Да… сделал… Черт, что—то я разнервничался… Мэррин, если тебе нужно время, чтобы подумать…
– Да зачем мне думать, Джерад! – звонко воскликнула она. – Не нужно мне никакое время!
Мэррин заворочалась в постели и открыла глаза. Еще одно чудесное солнечное утро на тропическом острове! Взгляд ее сконцентрировался на мужчине, лежащем рядышком и нежно смотрящем на нее.
– Который час? Пора вставать? – томно спросила она, но все же натянула на грудь сползшую простыню.
В серых глазах вспыхнули веселые искорки.
