Книга Перепутье - Даниэла Стил

— Мне что — приехать и увезти тебя силой?

— А ты это сделаешь? — В телефонной трубке звучалоудивление. Он кивнул, глядя из окна на играющего во дворе Джона.

— Да, сделаю.

— Хорошо. Я подумаю, как это организовать. Сегодня яустраиваю вечеринку для друзей, а…

— К черту вечеринку. Я сказал, что ты должна первым жепоездом выехать в Париж.

— А я тебе сказала, что сегодня вечером устраиваювечеринку…

Ник не дал ей договорить:

— Слушай меня внимательно. Если до тебя не дошло то,что я сказал, пусть тебя привезет твой ублюдок Маркхам. Привози его с собой,если хочешь, но у тебя есть ребенок, а страна на пороге войны. Так что поднимайсвою задницу и гони сюда, да побыстрее!

— Какого черта! Что ты имеешь в виду? — Ее голосдрогнул. Ник еще ни разу не упоминал в разговорах Филиппа, и она думала, что онни о чем не догадывается. Смущение только усилило ее ярость.

— Хиллари, я объяснил тебе, почему звоню. Больше мнесказать нечего. — В голосе Ника звучала усталость.

— Я хочу, чтобы ты объяснился.

— Я не собираюсь ничего объяснять, иди к черту. Ты меняслышала? Ты должна приехать немедленно. — Он бросил трубку, а Хиллари таки осталась сидеть, вопросительно глядя на телефон.

— Чего он хотел? — Филипп Маркхам внимательноследил за выражением лица Хил и сразу же обо всем догадался. — Он знает пронас?

— Похоже на то. — Она посмотрела на него.

— Злится?

— Вовсе нет. Ну, может, немного. Он сходит с умаоттого, что и не хочу ехать в Париж. Он убежден, что через несколько дней всястрана полетит к черту. — Она пригубила шампанское и посмотрела на мужчину,который вот уже два месяца был ее любовником. Он очень ей подходил. Такой жеиспорченный, такой же декадент и гедонист, как и она сама.

— Знаешь, а может, он и прав. Вчера в «Крузетт» толькооб этом и говорили.

— Черт бы побрал слабонервных французов! Ну уж еслибудет война, я действительно подниму задницу и помчусь домом. Только не вПариж, а в Бостон или Нью-Йорк.

— Если ты сможешь добраться туда, дружочек мой. А онтоже хочет вернуться в Америку?

— Пока не знаю. Насчет этого он не говорил. Просто хочет,чтобы я приехала в Париж к сыну.

— Знаешь, а здесь-то, пожалуй, безопаснее. Дьявольщина!Если немцы и будут что-то бомбить, так Париж в первую очередь!

— Это успокаивает. — Но сарказм не сбавил еестрахов. Она подумала с минуту, а затем протянула ему пустой бокал, чтобы онналил еще шампанского. — Так ты считаешь, мне стоит вернуться?

Он наклонился и поцеловал в ложбинку между грудей.

— Да, милая девочка. Но не сейчас.

Филипп мягко прикоснулся губами к ее груди, а она откинуласьназад и вмиг забыла обо всем, что только что говорил ей Ник. Только позже, ужерастянувшись на пляже, она снова вспомнила этот разговор, и какой-то внутреннийголос подсказал ей, что действительно нужно вернуться.

Когда они с Маркхамом одевались перед вечеринкой, она так исказала ему. Он лишь расслабленно пожал плечами.

— Я отвезу тебя через несколько дней. Не волнуйся,любовь моя.

— А что потом? — спросила она, расчесывая волосы.Она впервые задала ему подобный вопрос, и он оглянулся на нее в изумлении.

— Стоит ли об этом задумываться?

— Я и не задумываюсь. Я просто спрашиваю. Ты побудешьсо мной в Париже какое-то время? — Ее голос напоминал воркование голубки,но в ответ он весело усмехнулся.

— Думаешь Нику Беркхаму это понравится?

— Я вовсе не имею в виду, что ты будешь жить у менядома, задница. Ты можешь остановиться в «Ритце» или в «Георге Пятом». Ты ведьне бросишься домой в ту же минуту? — Филипп проживал деньги матери, и всезнали, что он светский ловелас. Он и не скрывал этого, как не скрывал и того,что у него и в мыслях нет связывать себя с кем-нибудь надолго. Четыре разводаобошлись ему слишком дорого, и он не собирался вешать себе на шею пятую жену.Хотя во всех остальных отношениях Хиллари подходила ему идеально. Она былазамужем и давно сказала ему, что терпеть не может браков. Тем не менее сейчасвыражение ее глаз неприятно его удивило.

— Уж не влюбилась ли ты в меня?

Хиллари привлекало к Филиппу именно его наплевательское ковсему отношение. Приручить его не так-то легко, это не Ник, которого достаточнобыло поманить пальцем. Нет, этот заставлял ее попотеть, если ей чего-тохотелось. И ей это нравилось. Он был первым мужчиной, открыто назвавшим еемаленькой сучкой.

— В меня опасно влюбляться, милая девочка. Спроси любуюженщину. Черт! — Он засмеялся собственной шутке. — Спроси любогомужчину. — Он успел увести немало жен у своих собственных знакомых.

— Стоит ли? Я и так прекрасно знаю, что ты такой жегадкий, как и я.

— Вот и хорошо. — Он нежно тронул ее за волосы,откинул голову Хиллари назад и поцеловал в губы, а потом укусил. — Тогда,возможно, мы заслуживаем друг друга.

Филиппу очень не хотелось, чтобы Хиллари заметила, насколькоон ею увлечен. Куда больше, чем входило в его планы. В Нью-Йорке онпредполагал, что она будет для него приятным летним развлечением. Ведь тогдаХиллари почти открыто предложила ему разыскать ее во Франции. В тот период онаеще не была уверена, удастся ли ей его заполучить, но теперь обоих любовниковневероятно поражал тот факт, что, проведя вместе с ним все лето, она по-прежнемужелала его.

— Возможно, я действительно остановлюсь на какое-товремя в Париже. — Филиппа привлекала перспектива пожить с месяц в «ГеоргеПятом», война же ничуть его не беспокоила. — Так вот, пожалуй, в началеследующей недели я сам отвезу тебя. Как ты думаешь, Ник не примчится за тобойраньше?

— Сомневаюсь. — Она улыбнулась. — Он ведь такзанят Джонни и своим бизнесом.

— Прекрасно. Тогда отправимся, когда соберемся. Язавтра позвоню в отель и узнаю, смогу ли поселиться в своем обычном номере.

Хиллари удалилась, чтобы навести последние штрихи передвечеринкой. Когда она вернулась, Филипп даже присвистнул. На ней было красноеполупрозрачное платье с очень глубоким вырезом, открывающим грудь почтинаполовину. Это платье скорее обнажало, чем прикрывало тело, и держалось наодной-единственной бретельке. Ему оно понравилось. Понравилось до такойстепени, что, бросив на Хиллари плотоядный взгляд, он сорвал с нее платье иповалил ее на постель, крепко придавив своим телом. Он взял ее с такой силой,что женщина трепетала, едва дыша, и даже не вспомнила о платье от Диора, закоторое заплатила тысячу долларов и которое сейчас рваной тряпкой валялосьрядом.