он жил в Париже в окружении кинжалов. Ему было страшно, и поэтому он отправился сюда к своим верным подданным в провинцию, чтобы почувствовать себя среди них свободным. Ну что ж, поднимаемся наверх. Вы должны поговорить с его величеством.
Он шел, расталкивая любопытных, скопившихся на лестнице.
— Дайте пройти представителям нации! Вы уже давно здесь находитесь! Дайте и другим посмотреть! Думаю, что приезд короля принесет пользу нашему маленькому городку! Позвольте же пройти представителям нации! Пропустите их!
Констанции не удалось подняться выше последнего пролета. Лишь высоко подняв голову, она могла увидеть из-под ступенек лестницы грязный пол, небольшую кровать, на которой спал маленький ребенок, и ноги возбужденно расхаживающих по комнате короля Людовика и королевы Марии-Антуанетты. Правда, ей было хорошо слышно все, о чем говорили в комнате на втором этаже.
— Сир, прибыл представитель нации, который хочет поговорить с вами.
В ответ — молчание короля.
— Сир, в Париже может начаться настоящая резня. Наши матери находятся на шаг от гибели.
— А я, по-вашему, не мать? — послышался голос Марии-Антуанетты.
— Сир, из Парижа прибыл посыльный с декретом Национального собрания.
— Кто он? — спросил Людовик.
— Адъютант генерала ла Файетта лейтенант де Ромеф.
Адъютант командующего Национальной гвардией вошел в комнату и щелкнул каблуками.
— Ромеф?.. — изумленно спросила королева. — Я бы никогда в это не поверила, если бы не увидела собственными глазами.
— Ваше величество, я исполняю волю пославшего меня французского народа.
— Где декрет? — спросил король.
— Вот он.
Наступила тишина, которая была нарушена спустя несколько мгновений, мрачным голосом Людовика XVI:
— Во Франции больше нет короля.
Констанция беззвучно зарыдала, и расталкивая в стороны собравшихся на лестнице людей, выбежала из дома. Она не знала, куда деваться, однако, к счастью, Жакоб уже нашел номер в гостинице и перетаскивал туда вещи.
— Идемте, мадам. Вам нужно отдохнуть. Перед толпой, собравшейся на площади, стали зачитывать декрет ассамблеи о том, что Национальное собрание объявляет власть короля во Франции незаконной. Но Констанция уже не слышала этого. Она сидела в своем номере, неподвижно глядя на противоположную стену.
Из оцепенения ее вывел негромкий стук в дверь.
— Мадам…
Это был голос Ретифа де ля Бретона.
— Что вам нужно? — недовольно спросил Жакоб, единственный слуга, оставшийся у Констанции.
Мари-Мадлен, позабыв о том, что у нее есть хозяйка, вместе с Франсуа Кольбером ушла в революцию.
Из-за двери снова донесся голос Ретифа:
— Не бойтесь, Жакоб. Это я, Ретиф де ля Бретон. Вместе со мной господин Томас Пени.
Кивком головы Констанция разрешила открыть дверь.
— Мы остановились в соседнем номере, — сообщил Ретиф. — Сейчас я объясню, зачем мы пришли. Только что на улице я видел лица этих крестьян. Это не были лица счастливых детей, которые вновь обрели своего отца, как выразилась мадам Созэ. На этих лицах отразилась многовековая печать голода и рабства. Пройдет еще много времени до того, пока эти лица изменятся. Тот день, который положил конец несправедливости еще далек.
— Вы пришли только для того, чтобы сообщить мне об этом? — устало спросила Констанция.
— Нет-нет, ваша светлость. Во-первых, мы хотели поблагодарить вас за путешествие. Нам было очень приятно находиться рядом с вами весь этот долгий день.
Констанция слабо улыбнулась.
— Путешествие было долгим и закончилось не слишком приятно, но все-таки оно сохранится в моей памяти. Так что же вы хотели, господин Ретиф?
— Ваша светлость, удовлетворите мое любопытство. Скажите, что находится в тех свертках, которые я вчера помог перенести из дворца в вашу карету?
— Так это были вы?
— Я с самого начала ему не доверял! — нервно выкрикнул Жакоб.
Ретиф де ля Бретон рассмеялся и развел руками.
— А, по-моему, это несправедливое чувство, ваша светлость. Люди всегда подозревают нас, думают, что мы, пишущие представители человечества, всегда шпионим за ними. А ведь мы просто пишем. Ну, и иногда издаем кое-что… Мы просто очень любопытны. Так что же у вас в свертках?
Констанция обратилась к Жакобу:
— Покажите.
Парикмахер стал медленно и торжественно разворачивать сверток.
— Это — костюм, в который был одет его величество Людовик XVI в момент открытия Шербурского порта. Сегодня его величество должен был одеть этот костюм перед своими войсками в Монмеди.
Здесь была та самая ярко-красная, вышитая коронами и гербом мантия.
— Наверно, ужасно играть роль короля?.. — с грустной улыбкой сказал Ретиф де ля Бретон. Томас Пенн кивнул. — Да, задача тяжелая, но красивая…
— Кто знает если бы король путешествовал в этом одеянии, то его, возможно, и не решились бы арестовать в этом местечке.
Жакоб облачил обнаруженный в номере манекен в королевское одеяние. Констанция долго смотрела на манекен, а затем медленно опустилась на одно колено.
— Ваше величество… Витторио…
ЭПИЛОГ
В девять часов десять минут утра двадцать первого января тысяча семьсот девяносто третьего года палачи связали Людовика XVI, и под дикие крики толпы нож гильотины снес ему голову.
Наблюдавшая за этим из толпы Констанция де Бодуэн, увидев отрубленную голову короля, не стала больше задерживаться на площади Революции. Она торопилась к отъезду в Шербур, где на корабле, отправлявшемся в Америку, ее ждал сын Мишель в сопровождении двух преданных слуг — парикмахера Жакоба и маленького гасконца Шаваньяна.
— Прощай, Франция… Здравствуй, Америка…
