Я все понимаю, что в империи переходный период и все такое, но задолбали уже откровенно совещаниями, из-за которых постоянно откладывался наш отъезд в Рецию. Чаще всего я просто представлял собой на этих мероприятиях персону рецкого герцога, которому тяжко мотаться без ног во дворец, хоть и рядом. Ладно бы еще по профилю, но император взял моду таскать меня за собой всюду, а потом интересоваться моим мнением. А что я мог ему сказать толкового, к примеру, о легкой промышленности? Разве что про пояса для чулок?
Или о том, куда девать трофеи…
Впрочем, с трофеями была у меня мысль. Все что нам не годиться — в переплавку. Продавать оружие в третьи страны, не участвовавшие в последней войне, надо только под наши калибры и очень дешево, так что дешевле только даром. Чтобы и дальше они покупали артиллерию и стрелковку только у нас. Время наступает такое, что не патроны к новому оружию, а оружие к уже произведенным патронам будет производиться. Потому как патроны стали на войне тратиться миллионами. Таким образом, мы и привяжем покупателя к себе экономически, и в случае нового конфликта у нас будет частично отмобилизованное производство боеприпасов. Вот так вот… «Карапет, мой ягода, люби мене два года, а я тебя три года. Тебе прямой вигода!»
— Ты так уверен, что новый конфликт обязательно будет? — спросил Бисер.
Мы опять после совещания удалились перетереть все в узком кругу «сам три у постели».
Еще бы мне не быть уверенным, я родом из мира, где каждая шишка на ровном месте утверждала для других свои калибры, что в НАТО, что в ОВД[17].
— Государь, — позволил я себе не ответ, а вопрос, — эта война решила задачи, которые стороны конфликта ставили для себя, начиная ее?
— Нет, — подал голос до того молчащий Молас. — Ничего наша победа не решила. Разве что мы вышли в Мидетерранию. И имеем несколько больший простор для маневра, чем до войны. Но основной конфликт: чьи товары будут покупать в мире: наши или островные остался на том же месте, где и был. И на южных континентах мы не закрепились. Разве что южный берег Мидетерранского моря. А так торговля с колониями как шла через столицы их метрополий, так и идет.
— Жаль что князь Лоефорт погиб, — медленно проговорил Бисер. — Толковый был человек. Нынешний наш премьер не тянет. Горизонт у него узкий.
— Зато он не связан с тайными обществами, — буркнул Молас.
— Надо срочно достраивать железную дорогу из Калуги в Риест, — подал я совет. — И сразу двупутку, чтобы обеспечить ее максимальную пропускную способность на случай войны.
— Как ты себе представляешь двупутку через горы? — спросил император. — Так еще никто в мире не строил.
— У Вахрумки два проекта этой дороги. Каждый из них однопутный. Строить надо оба. Но так чтобы каждый проводил проезда только в одну сторону.
— Дорого, — сказал Молас.
— Не дороже денег, — ответил я. — Для нас это «дорога жизни».
— Где брать рельсы? — уставился на меня император.
— Рельсы будут, — уверенно ответил я. — Поставлю в Калуге еще несколько сталеплавильных печей и рельсопрокатных станов. А на первых порах можно и у царцев закупать. Им деньги край как нужны — рассчитаться по кредитам с островитянами.
— В таком случае и тебе деньги нужны на стройку? — император посмотрел на меня и я машинально кивнул. — Ладно, дам тебе субсидию. Лучше тебе, чем через царцев усиливать островитян. Но что ты будешь делать, когда железные дороги в Риест построим… Куда будешь девать рельсы потом? Трудно тебе будет выйти из кризиса перепроизводства.
— Легко, ваше величество, — улыбнулся я. — Первое — буду выпускать легкие рельсы для городской конки по заказам городов. Второе — часть рельсопрокатных станов переведу на прокат швеллеров, тавров, уголка и арматуры для бетонного строительства. Да ту же стальную проволоку тянуть не проблема. Или плоский лист для кровли хотя бы. Ну и в самой империи прокладка железных дорог не закончится же… Куда-то же надо будет пристраивать возвращающихся пленных. Помню, у покойного Лоефорта была уже разработана программа общественных работ, в первую очередь расширение существующих железных дорог на два пути и изыскание новых трасс. «Империя — это дороги», — как он сказал мне на пуске первого моего рельсопрокатного стана. Именно поэтому я и придерживаю выпуск маленьких тракторов с нефтяными двигателями, чтобы не вынимать из села трудовые ресурсы резко.
— А сколько ты сможешь таких тракторов выпускать? — император заинтересовался.
— До ста тысяч в год, Государь, при выходе завода на проектную мощность.
— Куда нам столько? — удивился Молас.
— Не только нам, за границу продавать будем. Чем больше выпуск одной модели, тем дешевле по себестоимости выходит каждая единица продукции. Все давно просчитано.
— А покупать твои трактора будут? Или опять на казну надеешься? — посерьезнел император.
Видно финансовый вопрос монарха уже достал. Все только клянчат: «дай» и никто не сказал «вот возьми».
— Будут, Государь. Когда поймут что такой трактор дешевле в эксплуатации, чем паровой локомобиль. И КПД у него выше. А нефти у нас в Реции много. Тем более что двигатели Болинтера могут работать не просто на нефти, а на ее отходах от производства керосина, которые пока тупо сливают в рукотворные нефтяные озера. Да вообще на любой жидкости что горит.
— Смотри, Молас, вот два сапога пара с герцогом. Всё в Рецию тащат, — усмехнулся император и поменял тему, развернувшись ко мне. — К совещанию по воздухоплаванию готов?
— Так точно, — ответил я и, вынув из портфеля, передал императору папку с эскизами новой униформы воздушного флота.
— А что… На первый взгляд мне нравится, — император захлопнул папку и закрыв глаза откинулся на спинку кресла.
Молас показал мне глазами, что нам пора уходить.
Первый день марта был отдан морякам.
В большом красивом «морском» зале императорского дворца кроме адмиралов сидели, Молас, начальник генштаба, все пять командоров неба, начальник ГАУ, представители военного и морского ведомств, чиновники министерства экономики.
Зал был украшен большими картинами хороших маринистов. Сюжеты, которыми вдохновлялись художники, как один взяты из героического прошлого флота империи. На почетном месте в углу зала стоял штурвал брига «Кузнечик», который выиграл бой у скандского 80-ти пушечного галеона в Северном море во время восьмилетней войны. Итогом той войны стало преобразование рыхлой имперской конфедерации и более тесное государственное образование. Даже люстры этого зала были посвящены морской тематике и напоминали марсовые площадки мачт парусников.
