– Сигареты купил. – Сэмми горстями зачерпнул из коричневого бумажного пакета сигаретные пачки. – И жвачку. – Он предъявил несколько упаковок «Блэк Джека». – Любишь жвачку?
– Кажется, мне надо полюбить.
– Да уж, ты теперь в Америке. Мы тут только и делаем, что жвачку жуем.
– А это что? – Джо показал на газету у Сэмми под мышкой.
Сэмми посерьезнел.
– Я хочу кое-что сказать, – произнес он. – Сказать я хочу вот что: у нас получится убийственная штука. В смысле, это хорошо, что убийственная. Не могу объяснить, с чего я так решил. Ну, просто… у меня всю жизнь было такое чувство, но, не знаю, когда ты появился… я сразу понял… – Он пожал плечами и отвел взгляд. – Ладно, не суть. Я вот о чем: мы эту штуку продадим миллионным тиражом и заработаем гору денег, и ты возьмешь эту гору денег, и заплатишь все, что надо заплатить, и вывезешь оттуда сюда и мать, и отца, и брата, и дедушку, и здесь они будут спасены. Я… я тебе обещаю. Я совершенно уверен, Джо.
Сердце у Джо налилось томлением, – так ему захотелось поверить кузену. Он отер глаза царапучим рукавом твидового пиджака, который мать купила ему в «Английской лавке» на Грабен.
– Ладно, – сказал он.
– И короче, в этом смысле он будет по правде взаправдашний. Эскапист. Если мы скажем, что он может то-то, он это сделает.
– Ладно, – сказал Джо. – Ja, ja, я тебе верю. – Утешения его раздосадовали, будто слова утешения придавали достоверности его страхам. – Мы сделаем убийственно.
– Я подумал, может, там что-нибудь найдется.
– Спасибо, – ответил Джо; он был тронут и жалел, что нарычал на Сэма. – И короче, спасибо за слова.
– Это еще что, – сказал Сэмми. – Ты пока не знаешь, какую я обложку придумал.
10
Настоящие нынешние жильцы Задрот-студии – Джерри Гловски, Марти Голд и Дейви О’Дауд – вернулись домой около десяти, притащив с собой половину жареной курицы, бутылку красного вина, бутылку сельтерской, блок «Пэлл-Мэлл» и Честера Панталеоне. Они вошли в парадную дверь, шумно препираясь – один изображал трубу с сурдиной, – и умолкли. Прямо скажем, тишина наступила так стремительно и такая гробовая, словно незваных гостей они ждали. И однако, взойдя наверх, удивились, узрев, что Задрот-студия за какие-то часы преобразилась в творческий нервный центр «Империи комиксов». Джерри трижды заехал Джули по уху.
– Ты что делаешь? Тебе кто разрешал сюда приходить? Это что за говно?
Он отпихнул голову Джули и подобрал планшет, где брат карандашом набрасывал вторую полосу своего творения, истории, которую сварганил вместе с Сэмми, предмета личной гордости Джули, страшной повести, чей главный герой – этот Насельник Тьмы, этот Недруг Зла…
– «Черная Шляпа», – прочел Джерри.
– Я что-то не помню, как разрешал вам садиться за мой стол. И брать мою тушь.
Марти Голд схватил со стола флакон, куда Джо как раз примеривался запустить кисть, затем отволок подальше от загребущих рук всю свою заляпанную тумбочку, в процессе рассыпал по ковру немало перьев и карандашей и совсем распсиховался. Марти психовал – только повод дай. Он был смуглый, пухлый, потливый и, всегда полагал Сэмми, слишком чопорный. Но Каниффа Марти подделывал лучше всех – и особенно ему удавалась чернота: он рубил черным, ляпал черные лоскуты, целые черные континенты (Сэмми такая вольность и не снилась) и всегда подписывал свои работы с раздутой «О» в «Голд».
– Да и мои кисти, если вдуматься, – добавил он.
И он попытался цапнуть кисть из руки Джо. Чернильная горошина плюхнулась на страницу, которую тот контуровал, похерив десять минут работы над устрашающими агрегатами за сценой театра «Империум-палаццо». Джо посмотрел на Марти. Улыбнулся. Отодвинул кисть подальше, затем не без изящества протянул хозяину, а между тем ладонью медленно провел над кистью. Кисть исчезла. Джо удивленно скривился и всплеснул пустыми руками.
– Вы как сюда попали? – спросил Джерри.
– Твоя подруга впустила, – ответил Сэмми. – Роза.
– Роза? А, она не моя подруга.
Не огрызнулся, а просто констатировал. Когда Сэмми познакомился с Джерри, тому было шестнадцать, и он уже бегал на свиданки к трем девчонкам разом. Такая роскошь была тогда ему еще в новинку, и о девчонках он болтал без умолку. Розалин, Дороти и Йетта – Сэмми до сих пор помнил имена. Новизна давно поблекла; теперь для Джерри три – это затишье. Был он высок, по-лисьи красив, а курчавые набриолиненные волосы зачесывал романтическими завитками. Культивировал – без особой поддержки друзей – репутацию обладателя тонкого чувства юмора, каковому и приписывал (неубедительно, по мнению Сэмми) свой неоспоримый успех у женщин. Рисовал в стиле «комический йети», стибренном примерно поровну у Сегара и Макмануса, и Сэмми сомневался, что Джерри справится с прямолинейной приключенческой историей.
– Если она тебе не подруга, – сказал Джули, – почему она тогда валялась голая в твоей постели?
– Джули, заткнись, – посоветовал Сэмми.
– Вы видели ее в моей постели голой?
– Нет, увы, – сказал Сэмми.
– Да я шучу, – сказал Джули.
А Джо сказал:
– Это что, курица пахнет?
– А вот это неплохо, – сказал Дейви О’Дауд.
Он был короткостриженый, рыжий, с крохотными зелеными глазками и сложен как жокей. Родился в Адской кухне и в двенадцать лет потерял кусок уха в драке; вот примерно и все, что Сэмми о Дейви знал. Сэмми всегда подташнивало от зрелища розовой культи левой ушной раковины, но Дейви ею гордился. Одну за другой поднимая кальки со страниц, он разглядывал пять полос «Легенды Золотого Ключа», которые Сэмми и Джо уже закончили. Затем одну за другой передавал страницы Честеру Панталеоне, а тот крякал. Дейви сказал:
– Это как бы такой Супермен.
– Это лучше Супермена. – Сэмми слез с табурета и подошел помочь им восхититься его работой.
– Кто контуровал? – спросил Честер.
Он был высок, сутул, из Бенсонхёрста, с грустными брылами и уже, хотя ему не минуло и двадцати двух, лысел. Вопреки – или, возможно, сообразно – виноватой своей наружности Честер талантливо рисовал, на последнем курсе выиграл городской конкурс в категории «Музыка и искусство» и ходил на занятия в Институт Пратта. В Пратте преподавали отличные учителя, профессиональные художники и иллюстраторы, серьезные мастера; искусство и себя в искусстве Честер осмыслял, как Джо. Время от времени его брали на работу художником по декорациям на Бродвее: отец его был большим человеком в профсоюзе рабочих сцены. Честер придумал собственный приключенческий стрип «Путешествия Марко Поло» – воскресную панель, которую щедро набивал деталями под Фостера, и, по слухам, им заинтересовался «Кинг Фичерз».
