Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
– Побольше уважения, – процедила она совсем тихо. – Не то отсюда вынесут не один, а два трупа.
Олле поднял обе ладони в знак примирения, и тут препаратор, умудрившийся обогнать их колонну и пойти рядом с Теодором, остановился у железной двери, выкрашенной в белый.
– Сюда, п-пожалуйста, – махнул он чудо-фонарем.
Охрана Короля осталась ждать в коридоре. В прозекторской было светло и тихо, только шумно дышала Верелка да постукивала об каменный пол трость Теодора. Он подошел к единственному столу под круглой лампой и откинул белую простыню с заломами с лица убитого.
Крысиный Король недолго вглядывался в его черты – он знал их не хуже собственных.
– Когда? – отрывисто спросил он, кладя руку на лоб покойного.
– П-предположительно, на рассвете, около п-пяти часов утра. Его нашли в п-переулке у Хофенгартен, за антикварной лавкой.
– Как он умер? – Теодор убрал простыню, обнажив труп по пояс. Стало видно, что левая рука отделена от тела чуть ниже плеча. – Потерял много крови? Почему никто не слышал?
Лицо моряка исказилось деревянной ухмылкой, словно он никогда прежде не видел мертвецов. Олле понял, к чему все идет, снял куртку, повесил на согнутую руку и сделал несколько шагов туда, где на оцинкованном столике со множеством ящиков поблескивал медными боками фонарь.
Он закончил приготовления как раз вовремя: пока препаратор объяснял, что Вильгельма умертвили ударом тупого предмета по затылку, а руку отделили чрезвычайно острой пилой уже после смерти, моряк покачнулся и рухнул на пол, будто ему подрезали сухожилия. Как и ожидал Миннезингер, в прозекторской поднялась суета, так что он беспрепятственно стащил со стола фонарь и спрятал его во внутренний карман куртки, а саму ее вручил Анхен. Та все видела, но даже бровью не повела, только перехватила куртку покрепче, чтобы не выронить. Четыре секунды – и Олле уже в самой гуще толпы поддерживал моряка за плечи, пока тому под нос совали нашатырь.
***
– Ну и зачем тебе эта штуковина? – устало поинтересовалась Анхен, провожая глазами телегу с телом.
Препаратор, разумеется, заметил пропажу, но списал все на собственную рассеянность и попросту достал из шкафа другой фонарь.
Олле отказался сопровождать Теодора обратно в Угол и был отпущен восвояси. Каморка ждала, но у него оставались незавершенные дела.
– Мы отправляемся в Хофенгартен, на место преступления. Я не хочу, чтобы меня обставила старушка или слабонервный юнга!
– Сейчас? – Анхен округлила глаза. В свете ночных огней ее лицо казалось истертым медным подносом со множеством вмятин, а от холода она щелкала зубами. – Ты издеваешься!
– Наутро там снова окажутся сыскари. Или еще кто похуже. Как ни крути, их шеф убит, а тело сделало ноги… – Олле пожал плечами. – До того как они обнаружат исчезновение мертвеца, я собираюсь хорошенько там осмотреться. Вот здесь-то мне и пригодится это чудо прогресса! Но ты можешь отправляться домой.
Около минуты Анхен взвешивала все за и против, переминаясь с ноги на ногу и растирая озябшие плечи.
– Нет. Ты пропустишь что-нибудь, а я не хочу видеть твою рожу еще три года каждый день!
– Разумно, хоть и грубо, золотце!
К сожалению, славной бодрящей перепалки не вышло – она с силой стиснула губы, чтобы сберечь силы и легко ускользающее тепло.
***
Хронометр на ратуше, будь она цела, показывал бы два часа пополуночи, когда тень Олле отделилась от кованой ограды городского сада: он уже достаточно наблюдал за проулком у лавки «Старый Карл», чтобы быть уверенным – там не было никого. Белая лента, натянутая констеблями в качестве заграждения, лениво колыхалась на ветру, то надуваясь, то опадая. Он быстро пересек улицу и нырнул под нее. За ним, опасливо пригибаясь, шмыгнула Анхен. Впрочем, это был крайне благопристойный район: сплошь дома нотариусов и докторов, их кабинеты и аккуратные лавочки, так что, кроме них двоих, в это поздний час по улице никто не шастал.
Даже этот проулок не вонял подтухшей капустой и мочой, разве что меловое очертание тела шефа полиции нарушало идиллическую картину. Олле задрал голову: как он и думал, скат крыши далеко нависал над улицей и защитил место преступления от потоков воды, нещадно заливавшей Хестенбург с утра до вечера.
Миннезингер присел на корточки у того места, где заканчивался контур ног. Одна, согнута в колене, была отведена в сторону, другая указывала носком на выход из проулка. Спиной тело прислонялось к стене, а контур отрезанной руки был выведен чуть поодаль. Ни крови, ни единого признака, что Вильгельм Роттенмайр боролся за жизнь.
– Его принесли сюда уже мертвым. – Олле принялся рассуждать вслух. – Значит, место убийства нам не найти. Здесь почти что центр города… Убийца хотел, чтобы тело Вильгельма обнаружили, и поскорее.
– И что с того? – Анхен крутила головой, чтобы убедиться: никто не следит за ними из ближайших окон.
– Он мог бы не отрезать руку покойнику, но он это сделал. Потом, он мог бы оставить ее у себя. – Олле провел пальцем по очертанию руки. – Но он принес ее сюда и оставил на видном месте. У этого была цель. И не фыркайте, фрекен! Очевидные вещи порой самые важные.
– Хватит болтовни. Что еще тут есть? Может, записка? – Тон Анхен был самым что ни на есть издевательским.
Олле пошарил лучом по стенам и земле вокруг.
– Вы удивитесь, фрекен, но кое-какая надпись тут имеется.
– Где?!
Она выхватила фонарь из его рук и подкрутила рукоять для яркости.
– Всего три буквы, да еще и одна почти не читается, – Олле поскреб затылок и зевнул. За день он вымотался как собака. – Т и Р. Что бы это могло значить?
Тем временем Анхен методично осмотрела каждый угол и трещину в камне.
– Об этом можно подумать в другом месте. Здесь больше ничего нет. Идем.
– Погоди-ка.
Он присел на корточки и, подхватив немного дорожной грязи, стер с камней написанные кровью буквы – от них не осталось и следа.
– А ты не собираешься играть честно, – задумчиво протянула Анхен.
Олле усмехнулся, не поднимая головы.
– Потому что обязан выиграть.
***
Бывшая лакейская при доходном доме едва вмещала узкий топчан и стул у самого входа, на котором Олле развешивал одежду. Зато, в отличие от многих постояльцев, он был счастливым обладателем настоящих стен и двери, а не тканевых перегородок.
«Домой» он добрался глубокой ночью. Ноги почти не гнулись, а мозг отказывался работать от отупляющей усталости. Олле повалился на кровать, не раздеваясь, и заложил руки за голову.
– Ну здравствуй, милая. Тебе, наверное, скучно тут одной, в четырех стенах. – Миннезингер потянулся всем телом, до судорог в икрах. – Но скоро мы снова будем вместе, я обещаю. Я все сделаю для этого. Ведь, знаешь, мое небо в твоих глазах.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
