* * *
По направлению в Коровино машину лучше было ловить у стадиона «Динамо». Федор вышел завода, по подземному переходу перешел Ленинградку и, только снова поднявшись по ступеням на улицу, осознал, что ему не страшно. Он не крутил головой по сторонам и не вглядывался в лица прохожих. То ли Федор уже перестал замечать чувство тревоги, неотступно терзавшее его последние двое суток, то ли сработала «психотерапия» Дерябина, только что открыто не назвавшего его страхи манией преследования, а то ли приличная доза алкоголя взяла свое. Но, как бы то ни было, он не боялся. Это чувство было прекрасно, это была свобода, черт побери!
Федор заскочил в один из многочисленных ларьков, вывеска с курсами валют на котором свидетельствовала, что в нем есть обменка, махнул предусмотрительно захваченную сотку баксов на рубли и сел в первого попавшегося частника. Всю дорогу до Коровина он представлял, как встретится с Ириной, какими будут первые его слова. «Почему ты не звонила?» — спросит он ее с укоризной. Нет, не так, мало экспрессии. «Ирина, неужели ты не понимаешь, что я с ума сходил от неизвестности?!» И обязательно добавить: «Несмотря на то, что произошло…» Да, так лучше. Хотя, в общем, его слова значения не имеют, гораздо важнее, что скажет она. Разрыдается, бросится на шею: «Прости, Федя!» или будет упорствовать в отрицании, продолжая разыгрывать невинную овечку, жертву обстоятельств и злого волка — Куницына? Что ж, осталось посмотреть.
Не в силах дождаться ушедшего из-под носа дурацкого лифта, Федор на одном дыхании взлетел по лестнице и в какой-то глупой надежде толкнул дверь. Но на сей раз она оказалась заперта, и он полез за ключами. Рашель встретила его на пороге и жалобно мяукнула, смерив снизу вверх несчастным оранжевым взглядом. Сердце у Федора упало — кошка вела себя так только когда была дома одна. Он быстро заглянул на кухню и в залу, внутренне напрягся и — открыл дверь спальни. Стало окончательно очевидно, что Ирины дома нет.
Но в ту же секунду то, что Федор увидел, напрочь перебило в нем отчаяние от этого открытия. Потому что он не увидел в спальне ничего. Ничего, что напоминало бы о событиях минувшей ночи. То есть, понятно, трупа на постели Федор увидеть и не ожидал, но не было ни окровавленной подушки, ни следов рвоты на кровати и около нее. Постель была аккуратно застелена покрывалом, пол тщательно протерт, шторы распахнуты на все окно, и легкий сквознячок из форточки напрочь развеял жуткий запах, царивший здесь ночью. Словно в спальне поработали мистер Вульф из «Криминального чтива» на пару с кислотным чистильщиком из «Никиты»! Федор и ощутил себя вдруг как в кино или во сне.
Ощущение нереальности происходящего наполнило его странной легкостью, и он буквально вплыл в комнату. Правда, длилось это недолго. Федор встряхнулся и взял себя в руки. Что это он, на самом деле?! Какой, однако, эффект может произвести в перевозбужденном сознании неожиданное несоответствие того, что видят глаза, с тем, что рисовало воображение! Всему в этом мире может найтись рациональное объяснение. Просто те же, кто забрал из квартиры труп, навели порядок и в спальне, вот и все. И деятельность этих людей не могла не оставить следов.
Федор решительно шагнул к постели и сдернул покрывало. Так и есть — подушка была одна, роль второй играло свернутое одеяло. Залитую кровью подушку, на которой лежала пробитая голова Алексея Куницына, просто забрали и унесли вместе с пулей в ней. Простыня застелена чистая, из шкафа, но ведь рвота с той, мелко смятой, на которой резвились любовники, не могла не протечь насквозь! Точно — на полосатой обивке матраца у изножья — характерное пятно с кислым запахом. Пол вымыт, но тем не менее в щелях меду паркетинами явно можно различить мельчайшие остатки вчерашнего Ирининого ужина.
Ну, слава богу, а то Федору уж инопланетяне стали мерещиться! Все гораздо прозаичнее.
И еще одна догадка внезапно вспыхнула в голове Федора, и за ее подтверждением он кинулся из спальни. Бинго! — стоящее на виду в туалете ведро для мытья пола сухое, а вот в красном пластиковом тазу, спрятанном в укромной нише под ванной, следы влаги. Ирина по железной привычке, унаследованной ею от матери, использовала ведро только для планового мытья пола, для всех других случаев употребляя этот самый таз. Это однозначно говорило Федору о том, что порядок в спальне наводила сама Ирина. И значит, она жива-здорова, просто находится почему-то не дома, как предположил Дерябин, а где-то. «В высшей степени неординарная личность с высокоорганизованной психикой, — вспомнил Федор директорское определение, данное им Ирине, и подумал со злым раздражением: «Ну, ничего, я выясню, где ты есть со всей своей неординарностью!»
Федор выхватил мобильный, ткнул Иринину клавишу, но все ту же волынку: «Абонент не от…» дослушивать не стал. Вместо этого, со злости путая буквы, набрал сообщение: «НЕМЕДЛЕННО ПОЗВОНИ», поставил в его конце пять восклицательных знаков и отправил в мобильный эфир. Когда Ирина, где бы она ни находилась, соизволит включить свой аппарат, сообщение найдет ее, и система услужливо оповестит Федора, что абонент его получил. А сейчас — все, пора, делать здесь больше нечего, надо ехать, дел по горло, а концы по Москве — огромные. Вот только что-то он забыл еще сделать…
Федор беспомощно огляделся по сторонам и, наткнувшись взглядом на дырки от кошачьих когтей в проеме форточки, сразу вспомнил — надо насыпать Рашели еды и убрать за нею лоток. Он уже двинулся было к двери, но вдруг, словно наткнувшись на невидимое препятствие, остановился и снова повернулся к окну. Дело в том, что Рашель ухитрилась прорвать москитную сетку так, что на ней образовался рисунок, удивительно точно воспроизводящий расположение семи звезд Большой Медведицы, чему Федор не переставал поражаться. Так вот, сейчас ощущение безупречности очертания созвездия исчезло, потому что дырок в сетке было на одну больше. Ну да, понятно, — эту лишнюю дырку проделала пуля. Но почему же от предчувствия какого-то важного открытия так заколотилось сердце?
Федор кинулся к постели и отшвырнул в сторону подушку. Но нет, обивка матраца повреждена не была, плотная набивка той, первой, исчезнувшей подушки полностью погасила остаточную инерцию пули. Неужели ему не удастся проверить свое предположение? Федор схватил стул, приставил его к подоконнику и взгромоздился на него. И — эврика! — на верхней кромке внутренней рамы было маленькое, практически незаметное, но тем не менее совершенно явственное желобообразное углубление, — здесь пуля чиркнула по раме. Федор спрыгнул со стула, метнулся на кухню и вернулся с длинной толстой соломинкой для молочных коктейлей, которые так любила Полька. Москитная сетка отстояла от внутренней поверхности окна на вполне достаточное расстояние, чтобы прямой предмет, такой, как соломинка, по двум точкам, через которые проходит прямая, достроил бы всю линию.
Федор просунул соломинку в дырку в сетке, другим концом положил ее на выемку от пули и, прищурив глаз, посмотрел в соломинку на просвет. Соломинку подергивало сквозняком, но в крошечном отверстии, как в прицеле винтовки, четко маячило одно-единственное окно в строящемся доме напротив. Сомнений не было — именно оттуда стрелял снайпер. Федор кинулся в залу и уже с порога понял, что его предчувствие было верным. Из-за выступа пилона, образовывавшего в их квартире лоджию, из зала это окно в доме напротив просматривалось только из самого дальнего угла комнаты, и, соответственно, со своей позиции стрелок видеть кутежа Куницына и Ирины не мог. И, значит, в темной спальне он вполне мог принять любовника за мужа. Все вернулось на круги своя.
