Книга Тысяча акров - Джейн Смайли

Отец сидел на скамье в травмпункте, привалившись спиной к стене и уставившись куда-то в пространство. На щеке белела марлевая повязка, приклеенная пластырем, доходившим до волос.

Я инстинктивно повернулась туда, куда смотрел отец, чтобы проследить его взгляд и понять, о чем он думает, прежде чем побеспокоить его. Тай начал без обиняков:

– Папа? Ларри? Ты в порядке?

Отец поднялся и направился к выходу, не сказав ни слова ни нам, ни дежурной медицинской сестре, сидевшей тут же за столом.

– Мистер Кук? Мистер Кук?! – всполошилась она и вопросительно посмотрела на меня.

Я шагнула вперед и представилась, чтобы прояснить ситуацию, но сестра все равно выглядела озадаченной.

– Ему еще нужно принять обезболивающее, всего две таблетки. Если потребуется еще, обратитесь к семейному врачу, он выпишет рецепт, – проговорила сестра, а затем, словно извиняясь, добавила: – Сознания он не терял. Состояние оставалось стабильным все время, пока мы наблюдаем за ним, то есть последние два часа. Все будет хорошо.

Она потрепала меня по руке.

– Как он себя вел?

Сестра улыбнулась и впервые за время разговора взглянула на меня.

– Он не очень-то разговорчивый, да? Один из врачей при осмотре сказал: «Думаю, он может говорить, но просто не хочет». Немного необычно, – закончила она с улыбкой.

– Для него – в порядке вещей. Это все? Мы можем идти?

– Можете, – кивнула сестра и добавила, понизив голос: – Но думаю, вам скоро позвонят из полиции. Анализ будет готов через десять дней.

– Вы имеете в виду анализ крови на алкоголь?

– Вам повезло, что обошлось без серьезных травм. Ссадина не в счет, – проговорила сестра, вернувшись за стол.

Мы вышли. Отец сел на заднее сидение, за пассажирским креслом. Когда я пристегнулась, Тай повернулся и спросил:

– Поехали, папа?

Ответа не последовало. Мы выехали с больничной парковки на пустынную улицу, освещенную редкими фонарями. Большие дома стояли вплотную друг к другу, возвышаясь среди аккуратных газонов и пышных живых изгородей как крепкие неброские бутоны. Время близилось к полуночи. Свет в окнах нигде не горел.

Отец сидел так тихо, что велик был соблазн поверить: он усвоил урок и больше не будет никаких препирательств по поводу ключей от машины, выпивки и всей нашей жизни. Из-за молчания казалось, будто он пристыжен и даже смущен. Тай тоже молчал. Может, они уже успели переговорить и прийти к какому-то соглашению и Тай непременно мне все расскажет, как только мы вернемся домой. Я повернулась и спросила:

– Папа, таблетки, о которых говорила сестра, у тебя?

Ответа опять не последовало. Словно он вообще не предполагался. Будто есть у него таблетки или нет – это вообще не мое дело.

Думать об отце было тревожно, и мои мысли вернулись к тому, о чем я размышляла на пути в больницу: к Таю, Джессу и нашему будущему. Но теперь присутствие отца все поменяло. То, что казалось волнующим, но приятным и даже почти невинным (это же просто мысли), теперь рисовалось вполне реальным и пугающим. Даже наше согласное молчаливое единение с мужем стало казаться мне мимолетной незаслуженной роскошью. Богатые дома сменились более скромными. Мне нравилось их рассматривать: они были такими разными. Тут крыльцо завалено каким-то старьем, там в открытом гараже стоят две шикарные машины, дальше виднеются самодельные качели с песочницей. Каждая семья живет по-своему, не слишком оглядываясь на соседей. В детстве я завидовала тем, кто живет в городе, потому что они могли общаться с кучей людей, теперь же меня больше привлекала свобода быть собой, возможность скрыться в людской толпе.

Отец застонал. Я застыла, уставившись в темноту.

– Что-то болит, Ларри? – спросил Тай. – Может, вернемся в больницу, пока не поздно?

Опять нет ответа. Если он молчит, значит, вероятно, возвращаться не хочет. Мы поехали дальше. Я не могла отделаться от ощущения, что передняя часть машины слегка приподнята, и то и дело ловила себя на том, что прислушиваюсь к шуму мотора, будто мы не отца везли, а буксировали трейлер. Точно его присутствие обременяло не только мои мысли.

Мы с Таем успели несколько раз многозначительно переглянуться. Он мне улыбнулся, как бы говоря, что нужно набраться терпения и не терять надежду. И откуда в нем такая безграничная стойкость? Такая суровая, непробиваемая и крепкая. Такая привычная и заразительная. А может, я и сама уже стала как он? Что, если бы мы не были такими покладистыми и уступчивыми… Как случилось так, что все разъехались, а мы остались? Почему я даже не помышляла о колледже, о другой жизни, о переезде в Де-Мойн или хотя бы Мейсон-Сити? А дети? Мои пять нерожденных детей? Раньше я думала, что стоит только правильно себя настроить (сначала на оплодотворение, а потом на вынашивание), и все получится. Теперь я видела свою ошибку. Какое дитя захочет остаться с матерью, которая просто терпеливо ждет? Которая воспринимает все отрешенно и с легкостью говорит: «В следующий раз получится. Еще есть шанс». Нет! Надо действовать, решать, выбирать! Стойкость Тая ведет нас – ведет меня! – в никуда. Я подалась вперед и заметила, что мы уже свернули на Кэбот-Стрит. Почти приехали. Я развернулась и позвала:

– Папа!

Отец открыл глаза и что-то промычал. Тай бросил на меня тревожный недоуменный взгляд.

– Папа, нам надо поговорить! Я понимаю, что тебе сейчас плохо после аварии. Но скоро может стать еще хуже, когда придут патрульные. Ты должен сделать выводы. Нельзя без конца разъезжать по окрестностям и уж тем более пить. Ты можешь кого-нибудь сбить насмерть. Или сам разбиться, в конце концов.

Он уставился на меня.

– У тебя отберут права. Но даже если на этот раз обойдется, то это сделаю я, будешь опять пьяным ездить. Если не послушаешь – отберу ключи от грузовика и продам его. В детстве ты нам говорил, что второго предупреждения не будет. Так вот, это первое. И еще: тебе никто не запрещает помогать на ферме. У тебя еще полно сил – надо же их куда-то девать. Мы с Роуз будем готовить тебе завтраки рано с утра, чтобы ты мог работать как раньше. Мы не позволим тебе сидеть без дела. Ты привык работать, так работай! Таю и Питу сложно сразу все на себе тащить.