Замок занимал немало места. Несколько работников копошились в парке, подрезая деревья, кустарник и выкашивая траву. Им усердно помогали овцы, пасущиеся на лужайке.
Машина подкатила к массивному входу в замок. Одна из широких, обитых железом дверей была открыта, и из нее вышел дряхлый старик в кожаном переднике.
— Сеппи, — тихо произнесла Гелена, затем, открыв дверцу, быстро выскочила из машины, побежала к старику.
Танкред, собравшийся выскочить за ней следом, увидел невозмутимое лицо водителя, помедлил и вылез не спеша.
Тем временем Гелена взбежала по каменным ступеням на вымощенную плитами террасу, обняла старика, поцеловала его в щеку.
Подойдя к ним, Танкред увидел, что по щекам старика текут слезы. Лицо Гелены тоже было мокрым от слез. Но вдруг привратник глянул мимо Гелены в сторону автомобиля, отстранился от бывшей хозяйки и быстро заговорил по-сербски. Гелена бросила взгляд через плечо, нахмурив брови. Но тут увидела Танкреда, жестом подозвала его к себе.
— Сеппи был у моего отца мажордомом, — сообщила она. — Он говорит только по-сербски и по-немецки. Сейчас работает тут смотрителем… — Ее рот скривился, и она с трудом взяла себя в руки. — Замок показывают туристам — демонстрируют, как жила старая аристократия… Как плохой пример, естественно. Замок теперь принадлежит государству, но никто — за исключением Сеппи и других слуг имения — не живет здесь с 1918 года…
Неожиданно старик разразился быстрой речью. Гелена покачала головой, затем сказала Танкреду:
— Он говорит, что я не должна называть его Сеппи. Так его звали в нашей семье. Теперь он Иосип, и к нему надо только так обращаться.
— Зачем ты себя мучаешь? — спросил Танкред. — Тебе не вернуть замка обратно. И ты это знаешь.
— Нет, — с жаром возразила она, — не знаю. Я всегда чувствовала, что обязана вернуть мое имение. Это чувство поддерживало меня все эти мрачные годы. И сейчас я очень близка к воплощению моей мечты в жизнь… — Она повернулась и крепко ухватила Танкреда за руку. — Мы найдем сокровища, Чарльз. С ними я выкуплю замок и все земли, принадлежащие мне по праву. Мы выкупим все это у правительства Тито. Для этого денег там, наверное, будет вполне достаточно, разве не так?
— Если сокровища существуют, то — да. Но я не уверен, что они есть и были вообще, а если это не миф, то как их отыскать?
— Карта! — воскликнула Гелена. — Ты же нарисовал мне карту!
— Нарисовал-то нарисовал, — возразил Танкред, — да вот только по памяти с карты, сделанной пятнадцать столетий назад…
— «Две тысячи локтей от Этцельбурга», — процитировала Гелена.
— Две тысячи локтей, — повторил Танкред, — две тысячи локтей… начиная откуда?
— От деревни.
— Какой деревни?
— Моей деревни. Райзингер, или Краница.
— Краница — новое поселение. Пусть не новое в полном смысле этого слова, но новое сравнительно с историей. Ты же не знаешь — это ли Этцельбург? Ты даже не знаешь, была ли здесь река Тамиш пятнадцать столетий назад…
— Была и все было! — воскликнула Гелена. — Я видела старые карты.
— Насколько старые? Видела ли ты карты давностью в пятнадцать столетий? Видела ли планы Этцельбурга, каким он был в 453 году нашей эры?
— Конечно нет, но ты говорил… — Она внезапно повернулась к старому Сеппи и быстро заговорила с ним по-сербски. Раз или два сорвалась на немецкий, но и этот немецкий был слишком беглым, чтобы Танкред мог что-то разобрать. Старик отвечал, его морщинистое лицо морщилось еще больше, но Гелена от него все не отставала.
Танкред отошел в сторону, закурил сигарету. Гелена, казалось, забыла о нем.
Водитель сидел за рулем машины, не выказывая никакого интереса. Он выкурил крепко пахнувшую сигарету, выбросил окурок и начал что-то тихо напевать.
Танкред зажег вторую сигарету и уже сделал две или три затяжки, когда Гелена наконец отвернулась от старого Сеппи.
Она, казалось, едва осознавала присутствие Танкреда, но, миновав его и подойдя к автомобилю, повернулась:
— Сейчас мы можем вернуться в Белград.
— Ни с чем? — поинтересовался он.
Она покачала головой:
— Ни с чем, — но при этом стрельнула глазами в сторону водителя, и Танкред понял намек.
Они забрались в машину, и Гелена попросила водителя ехать. Она откинулась на спинку сиденья, забарабанила пальцами по оконному стеклу со своей стороны, но через мгновение спохватилась, глянула на Танкреда и улыбнулась:
— Не помню, когда мы последний раз ели. Может, остановимся в Панчеве и перекусим?
— Добрый венский шницель, но с югославским названием. — Он ухмыльнулся. — Именно это у нас было в Панчеве прошлой ночью.
— С женщиной, которую ты подцепил, — фыркнула Гелена. — Ты думаешь, я ревную?
— А ты ревнуешь?
— Да! — воскликнула она и сердито отвернулась.
Глава 26
Автомобиль с ревом пронесся через деревню Жабуку, заставляя кур разлетаться во все стороны, затем, со свистом шин преодолев поворот, вылетел на дорогу, и уже через несколько минут они ворвались в городок Панчево. Водитель явно не без сожаления снизил скорость.
— Ну, здесь, что ли, постараемся добыть венский шницель? — поинтересовался Танкред.
Гелена помедлила, наконец буркнула:
— А почему бы и нет?
Впрочем, она уже немного отошла, и Танкред, наблюдая за ней, сказал себе: «Эта очень красивая женщина не сегодня завтра будет моей. Скоро, и очень скоро!»
Гелена глубоко вздохнула, заговорила с водителем. Машина сделала резкий поворот. Слева показалась «Кавана Воеводина», где Танкред с Таней были прошлым вечером. Машина развернулась и остановилась у кафе.
Гелена поговорила с официантом, и он провел их к столику. Два других официанта, находящиеся поблизости, о чем-то заговорили между собой. Гелена явно расслышала их комментарий, потому что вздрогнула, как от удара электричеством, но тем не менее сделала заказ официанту, ожидающему у столика.
Когда официант удалился, подняла глаза на Танкреда — в них сверкали искры.
— Так вот где вы были прошлым вечером!
— Разве? — небрежно спросил Танкред.
— И даже тот самый стол, за которым вы сидели.
Танкред посмотрел на официантов, все еще продолжающих беседовать друг с другом, и ухмыльнулся.
— О чем они говорят? Об этом?
— Да, — ледяным тоном ответила Гелена, — тема их разговора — ты, но я не собираюсь тебе переводить.
Танкред уловил какое-то слово, сказанное официантом, и с ухмылкой полюбопытствовал:
— Что такое «snage»?