— Ничего.
— Почему вы так уверены?
— Сегодня во второй половине дня приезжал грузовичок.
— Какой грузовичок?
Адил-бей не понимал, однако догадывался: за этим кроется нечто ужасное.
— Грузовичок с железным кузовом, в котором проделаны дыры, чтобы проветривалось внутри…
Турок видел его два или три раза. Едва заметив этот грузовик, каждый знал, что где-то надо забрать труп.
— Когда этот грузовик появляется в казарме и заезжает во двор… Держите себя в руках, старина!
Джон ласково похлопал его по спине. Адил-бей не двигался, не плакал, все, что он ощущал, — это холодок между лопатками.
— Вы уверены, что он приехал именно за ней?
Его голос не дрогнул, взгляд стал более твердым.
— Пойдем. Иначе возникнут вопросы, что мы здесь делаем.
Джон вновь занял свое место и продолжал наблюдать за Адил-беем, который прервал оживленную беседу капитана и Неджлы.
— Когда мы отплываем?
— Около часа. Мы должны быть на борту до полуночи.
Еще час ожидания. Джон видел, как рассеянный взгляд Адил-бея безостановочно скользит по залу, от одного человека к другому, зорко следит даже за шторой, отделяющей часть зала.
— Выпейте! Вам станет легче!
— Вы так думаете?
Неджла с беспокойством посмотрела на Адил-бея и, коснувшись ногой ноги капитана, прошептала:
— Вы ему сказали?
— Еще нет.
Каким он может быть долгим — один час! И если они расстреляли Соню, чей брат служил в ГПУ, есть основания предполагать, что…
— Кстати… — очень тихо прошептал несколько смущенный капитан, склоняясь к консулу.
Он выпил. Его щеки разрумянились. Адил-бей заметил, что бельгиец держит руку Неджлы.
— Так как всем известная особа не придет, а все уже готово…
Капитан убедился, что соседи их не слышат. Джон отбивал пальцами джазовый ритм.
— …Вместо нее я решил взять мадемуазель… Будет лучше, если мы поднимемся на борт… А через полчаса она присоединится к нам… Официант!..
Капитан хотел заплатить, но Джон остановил его руку и бросил официанту по-русски:
— Запишите на мой счет!
Дождь прекратился. Женщины, стоящие на пороге, как обычно, ждали клиентов, но они даже не улыбнулись трем мужчинам. Джон опирался на плечо Адил-бея. Утопая в вязкой грязи разгрузочных причалов, они почувствовали запах нефти.
Представители власти еще не прибыли. Адил-бей слышал, как кто-то говорил об этом. Он позволил себя вести. Так турок оказался в каюте капитана наедине с Джоном.
— Здесь вам будет спокойнее!
Адил-бей покорно согласился, выпил налитое ему пиво. Затем он спросил себя, а где же капитан, но почти сразу же стал думать о чем-то ином.
Чуть позже на мостике раздались шаги. Открылась дверь. Вошла совершенно мокрая Неджла, ее платье облепило фигуру, офицер снова закрыл дверь.
— Не хотите ли раздеться в ванной комнате?
Все это напоминало фильм без слов и музыки.
Адил-бей оказался полностью вне игры и, почувствовав на себе взгляд Джона, попытался улыбнуться приятелю, как будто желая успокоить его. Казалось, все закончилось, не заканчиваясь. Вернее, это была всего лишь иллюзия окончания действа, потому что пограничники еще не поднимались на борт.
Капитан с Неджлой вышли в соседнюю каюту. Оттуда она выпорхнула, наряженная лишь в легкий пеньюар, и устроилась в платяном шкафу.
Вошел второй офицер.
— Они внизу!
Почему он не может вспомнить выражение Сониного лица? Турок снова и снова видел темный силуэт, тонкую светлую шею, абрис шляпки и даже молочное пятно лица. И все! Почему?
В офицерской кают-компании за столом сидели трое мужчин в зеленых фуражках. Им тоже подали пиво. На столе возвышалась груда паспортов, а тридцать два человека экипажа выстроились вдоль противоположной стены.
Перекличка проходила, как в казарме. Паспорта листал не кто иной, как Колин, он смотрел на фотографию, а затем на вышедшего вперед человека.
— Петерс…
— Здесь!
Колин проводил перекличку медленно, добросовестно. Адил-бей, примостившийся в конце шеренги, уставился на черную ленточку шириной в два пальца, украшавшую петлицу гэпэушника наподобие орденской ленты.
— Ван Ромпен…
— Здесь!
Каждый получал свой паспорт.
— Нельсен…
— Здесь!
— Адил Зеки бей.
Мужчина ответил не сразу, и Колин поднял голову, взглянув на одутловатое лицо турка, который упрямо смотрел на петлю с траурным знаком и не шевелился, и даже не дышал.
— Капитан Ковелар…
— Здесь!
Формальности закончены. Ему вернули паспорт. Когда Адил-бей коснулся пальцев Колина, он вообще ничего не почувствовал! Пока шел досмотр судна, экипаж оставался в офицерской кают-компании. Колин вышел вместе со своими людьми, за ними последовал капитан. Моряки сели. Один из них допил бутылку пива.
— Ну что, старина?
Джон тяжело смотрел на Адил-бея.
— Ну что? Ничего!
На лице бывшего консула появилась жалкая улыбка.
— Вы видели черную ленточку?
— Да! А еще я видел глаза. Окажись я на его месте, я бы вас убил…
Но как Джон догадался? Окно напротив, Колин, смолящий папиросу в ночи… Серые листы бумаги, которые Адил-бей прикрепил к стеклам… И русский, который уже в десятый раз высовывается из окна, чтобы осмотреть улицу…
— Мне пора идти. Удачи!
— А вы надолго останетесь в Батуми?
Джон посмотрел на собеседника так, как умел он один — странное сочетание проницательности и отрешенного безразличия.
— Полагаю, что навсегда.
— Но почему?
Дверь каюты была открыта. Сквозь ее проем можно было увидеть мокрую набережную, свет бара, а дальше угадывалась путаница грязных улиц. Джон коротко ответил:
— Привычка… Прощайте!..
Колин и его люди спускались по трапу. Под мышкой Колин нес портфель. Проходя мимо, капитан мельком взглянул на Адил-бея.
Затем последовала долгая беготня, маневры, сопровождаемые грохотом команд, шумом кабестана[8] и плеском воды у якорной цепи.
