– Шагом марш!
Высоко поднимая ноги, оттягивая носок, он картинно печатал шаг, продвигаясь по площадке. Когда ему нужно было свернуть, чтобы обойти препятствие, мужчина отдавал себе очередную команду:
– На-ле-во! На-пра-во!
Проходя мимо больных, мужчина не забывал прижимать руки по швам и поворачивать высоко задранную голову.
На него практически никто, кроме Глеба, не обращал внимания. Наверняка больной проделывал подобные трюки не первый месяц, а то и год, если судить по износившимся подошвам еще вполне крепких кирзовых сапог. Мужчина, чеканным шагом, приближался к Сиверову, шагал прямо на него, стуча подошвами сапог по асфальту – так, словно хотел, чтобы земля содрогнулась, а с фонарей упали шары стеклянных плафонов.
Невидящий взгляд скользил над головами людей.
– Левой! Левой! – приговаривал сумасшедший, надвигаясь на Сиверова.
Можно было отойти в сторону, можно было дождаться, пока больной сам свернет, скомандовав себе «на-лево!», но Глеб поступил иначе. Он негромко скомандовал:
– Взвод, стой! – и добавил. – Раз, два.
Сумасшедший, как и положено по строевому уставу, сделал еще два шага, щелкнул каблуками, а по команде «вольно» отставил правую ногу в сторону и чуть склонив голову на бок, посмотрел на Сиверова.
– Разойдись! – скомандовал Глеб.
Только сейчас он заметил, как молод мужчина. До этого он казался чуть ли не пятидесятилетним, хотя на самом деле, ему было лет тридцать – тридцать пять.
Взгляд больного сделался немного осмысленным, теперь он, во всяком случае, видел Сиверова.
Несколько сумасшедших украдкой посматривали на Глеба, ожидая продолжения.
– А теперь упал, отжался! – прозвучал у Глеба за спиной низкий грудной голос.
Псих, изображавший из себя военного, стал клониться вперед, на какой-то миг замер под таким углом, который противоречил закону земного притяжения, о котором сумасшедший явно не имел ни малейшего понятия, а затем упал на асфальт, выставив перед собой руки, и принялся быстро-быстро отжиматься.
– Отставить! – зло произнес Глеб и обернулся.
Сумасшедший замер, чуть приподнявшись на полусогнутых руках.
– Чего ты? Псих, что ли?
На Сиверова смотрел здоровенный детина в спортивных штанах с лампасами, в кроссовках сорок шестого размера и в просторном дорогом свитере. На его пальцах виднелись перстни-наколки – в них-то агент по кличке Слепой разбирался довольно прилично, хотя и не так, как работник уголовного розыска. Перед ним стоял не авторитет, не вор в законе, а обыкновенный бык из бригады, который в обход иерархии нацепил себе на шею толстую золотую цепь, хотя имел право на ношение максимум серебряной, да и то не очень толстой.
– Ты чего лезешь, а? – пока еще разговор велся в достаточно дружелюбных тонах. – Всю потеху братве испортил. Псих, что ли?
Сиверов окинул взглядом мужчину, обращавшегося к нему.
«Небось влип где-нибудь в историю и боится, что его возьмут. Вот и закосил в дурдом. С виду он вполне нормальный, если, конечно, можно считать тупого уголовника нормальным человеком».
– Я сказал: упал, отжался! – с гнусной ухмылкой повторил уголовник, в упор глядя на сумасшедшего в военной форме.
– Отставить, – скомандовал Глеб.
Несколько санитаров, дежуривших на площадке, с интересом посматривали на спорщиков, но вмешиваться не спешили. Один из них подмигнул собратьям:
– Видишь, нарывается.
– А мы пока лезть не будем. Драка начнется, вот тогда.
Но бандит вовремя вспомнил о том, что лучше не демонстрировать агрессивность на глазах у свидетелей: как-никак, он попал в психиатрическую клинику для того, чтобы отсидеться. Но и терять извращенно понимаемое достоинство ему не хотелось. Короткая толстая шея побагровела от прилившей к ней крови, причем, как ни странно, лицо бандита при этом оставалось бледным как смерть.
– Меня Колям зовут, понял? – он вплотную приблизился к Глебу, навис над ним и сжал кулаки.
Сиверов чуть отвел правой рукой полу куртки, прикрываясь от санитаров, и нанес резкий короткий удар кулаком в живот бандиту. Рука мелькнула так быстро, что этого движения никто не успел заметить. Естественно, кроме Коляна, который вдохнул, а вот выдохнуть уже не мог. Его глаза округлились от боли, он покачнулся, но на ногах устоял, смог найти в себе силы, чтобы не согнуться пополам – такого унижения он бы не пережил.
– Запомни, с кем связываешься, – почти не шевеля губами, проговорил Глеб.
Санитары вновь переглянулись:
– Чего это Колян стоит и не шевелится?
– Хрен его знает! Может, запугать хочет.
– Я тебя еще достану! – пробормотал бык, наконец-то обретя возможность дышать.
Воздух врывался в него с надрывным свистим, выходил с хрипом.
– Попробуешь – еще нарвешься.
Сиверов достал пачку сигарет и угостил сумасшедшего, вообразившего себя военным.
– Все, рядовой, перекур. Даю тебе увольнение до отбоя.
Тот глупо улыбался, глядя на протянутую пачку.
– Я таких не курю, товарищ командир.
– А что, плохие разве? – в руках у Сиверова была пачка «Мальборо», с виду почти такая же, какие продаются в киосках на каждом углу. Но если бы кто-то вздумал посмотреть на нее повнимательнее, то обнаружил бы разницу: на пачке Сиверова не было одной короткой надписи мелкими буквами «Только для продажи за пределами Соединенных Штатов».
– Это «Пшеничные», – хихикнул сумасшедший. – Такие только командиры курят.
– Бери, бери, если командир угощает, отказываться не принято.
Сумасшедший долго разминал в руках сигарету, как привык это делать с «Примой» или «Астрой», наконец затянулся и тут же одернул гимнастерку.
Глеб уже собирался идти в здание, как сумасшедший остановил его:
– Товарищ командир!
– Слушаю тебя.
– А увольнительную? – Этот вопрос поверг Глеба в замешательство. – Уйду в увольнение, а ну как патруль остановит?
Сиверов понял свою ошибку. Сумасшедший решил, что ему можно покинуть пределы лечебницы и разгуливать по улицам.
– За пределы части выходить запрещаю. Вот тебе увольнительная на перемещение в пределах территории.
Сиверов специально говорил сухим казенным языком, сообразив, что сумасшедший в таком случае побоится ослушаться. Он порылся в карманах, извлек завалявшееся в них расписание электричек, курсирующих между Цюрихом и Женевой, и протянул сумасшедшему.
– Фамилию можешь сам проставить.
