– Кэлли стирает ее в большом доме. Закончит где-то через час. Чарли, Иш и другие мужчины ушли на охоту.
Дэвид слушал, что она говорит и дивился про себя: девушка говорила одно, пытаясь сказать что-то еще. Он перебил ее:
– Ему не нравилось, что ты называла его Чарли. Это потому он бил тебя?
– Катсук, – пробормотала она. – Тоже мне, шишка. – При этом она поглядела в сторону двери.
Дэвид съел вторую рыбу, облизал пальцы. Все это время девушка проявляла беспокойство, ерзая на раскладушке.
– Почему вы все так боитесь его? – спросил мальчик.
– Я ему покажу, – прошептала она.
– Что покажешь?
Не отвечая, Тсканай забрала миску и отшвырнула в сторону. Дэвид услыхал лишь, как та загрохотала по полу.
– Зачем ты так?
– Я хочу показать Катсуку! – Это имя прозвучало как ругательство.
Дэвид почувствовал, как вспыхнула, но тут же погасла в нем надежда. Что могла сделать Тсканай? Он сказал:
– Никто из вас не собирается мне помочь. Он сошел с ума, а вы все его боитесь.
– Он бешеный зверь, – сказала она. – Он хочет быть один. Он хочет смерти. Это безумие! А я хочу быть с кем-нибудь. Я хочу жизни! Вот это не сумасшествие. Никогда я не думала, что он станет твердолобым индейцем.
– Катсук не любит, когда его называют индейцем.
Она так замотала головой, что косички разлетелись в стороны.
– Он трахнутый, твой Катсук. – Тихим, горьким голосом.
Дэвид был шокирован. Он никогда не слышал, чтобы взрослые говорили настолько откровенно. Кое-кто из его приятелей пробовал ругаться, но все же не так, как эта девушка. А ей было, самое малое, лет двадцать.
– Что, я тебя шокировала, так? – спросила она. – Ты и вправду невинный. Хотя, ты знаешь, что это означает, иначе на тебя так бы не подействовало.
Дэвид сглотнул.
– Большое дело, – сказала Тсканай. – Придурошный индеец думает, будто у него есть невинный. Ну ладно, мы ему еще покажем!
Она поднялась, подошла к двери и закрыла ее.
Дэвид услыхал, как она возвращается к нему, шелест ее одежды.
– Что ты делаешь? – прошептал он.
Она ответила тем, что села рядом, нашла его левую руку и прижала к своей обнаженной груди.
От изумления Дэвид даже свистнул. Она была голая! Как только его глаза привыкли к темноте, он мог видеть ее всю, сидящую рядом.
– Мы поиграемся, – сказала она. – Мужчины и женщины часто играются в эту игру. Она очень веселая. – Она влезла рукой под его одеяло, пошарила там и нащупала его пенис. – О, у тебя уже есть волосы. Ты уже достаточно взрослый, чтобы играть в эту игру.
Дэвид попытался оттолкнуть ее руку.
– Не надо.
– Почему не надо?
Она поцеловала его в ухо.
– Потому что.
– Разве тебе не хочется избавиться от Чарли-Катсука?
– Хочется.
У нее была мягкая, возбуждающая кожа. В низу живота мальчик почувствовал странное ощущение: что-то поднялось и затвердело. Ему хотелось остановить девушку, но и прекращать этого не хотелось.
– Он хочет тебя невинного, – прошептала девушка. Дыхание ее участилось.
– А он меня отпустит? – тоже прошептал Дэвид. От девушки исходил какой-то странный, молочный запах, из-за чего кровь начала быстрее биться в жилах.
– Ты же слыхал, как он говорил. – Она взяла его руку и прижала к треугольнику волос между своими ногами. – Разве тебе не хорошо?
– Хорошо. Но откуда ты знаешь, что он меня…
– Он сам говорил, что ему нужна твоя невинность.
Немного перепуганный, но и возбужденный, Дэвид позволил ей уложить себя на раскладушку. Та затрещала и зашаталась. Теперь он делал все то, что она подсказывала, с желанием. Они покажут этому Катсуку! Придурошному, траханному Катсуку!
– Так, сюда… – шептала она. – Сюда! Аааах!.. – Потом: – А у тебя хорошая штучка. Ты и сам молодчина. Не так быстро… Сюда… правильно… вот так… ааааах!..
Осознание случившегося пришло к Дэвиду уже позднее. Тсканай вытирала его, потного, возбужденного, дрожащего, но в то же время успокоенного и довольного. Он думал: «Я сделал это!» Он чувствовал пульсирующую в себе жизнь. «Милая Тсканай!» Он даже расхрабрился и коснулся ее левой груди.
– Тебе понравилось, – сказала она. – Я же говорила, что это весело. – Она потрепала его за щеку. – Теперь ты уже мужчина, а не маленький Невинный, которого таскает за собой Катсук.
При воспоминании о Катсуке Дэвид почувствовал, как сжался желудок. Он прошептал:
– А как Катсук узнает?
– Узнает, – захихикала она.
– У него есть нож, – сказал Дэвид.
Она повернулась к нему лицом, положив ему руку на грудь.
– Ну и что?
Дэвид подумал об убитом туристе. Он оттолкнул руку Тсканай и сел на раскладушке.
– Ты же знаешь, что он сумасшедший.
Потом он подумал, а не рассказать ли девушке про убийство.
– Я с трудом могу дождаться, чтобы увидеть его лицо… – как-то апатично, даже со скукой сказала она.
Перебив ее, дверь заскрипела и распахнулась от удара.
В хижину вошел Катсук, его лицо против света оставалось в тени. Он нес охапку одежды Дэвида и его кроссовки. Когда солнечные лучи из дверного проема высветили две обнаженные фигуры на раскладушке, Катсук остановился.
Тсканай начала смеяться.
– Хей, Чарли-бэби. А у него уже нет невинности! Что ты на это?!
Катсук уставился на них, от шока у него перехватило у него перехватило дыхание. Его рука потянулась к рукояти ножа на поясе, он уже почти вытащил его из ножен. Почти. А потом в нем заговорила мудрость Ловца Душ, он прозрел ее женскую хитрость. Ей хотелось этого ножа! Ей хотелось смерти и того, чтобы смерть эта прикончила его. Ей хотелось отменить древний обряд. Ах, это женское хитроумие! Он бросил Дэвиду его одежду и сделал шаг вперед. Его лицо все так же оставалось в тени, и на нем ничего нельзя было прочесть.
– Ты собираешься прирезать нас, Чарли-бэби? – спросила Тсканай.
Дэвид сидел и не мог пошевелиться от страха. Он и сам предполагал, что дело закончится ножом. Это было бы логичным решением – правильным. У него заболела грудь. Его тело ожидало ножа, и сейчас даже собственная нагота не смущала его. Теперь уже не было никакой возможности уйти от удара.
– Неужели ты, Тсканай, считала, что такимобразом овладеешь моим духом? – спросил Катсук.
