Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
Сидя у окна и разглядывая Кабул, он вспоминает Лотту. Год назад они стояли на вокзале в Дели. Пришла пора расстаться. Она уезжала на поезде в Амритсар, чтобы встретиться с друзьями и отправиться в долгое путешествие на микроавтобусе назад, в Европу. А он оставался в Индии. Он припоминает объявление по громкой связи, тонкий голос, который кричал по-английски: «Поезд номер два девять ноль четыре «Голден Темпл мэйл» до Амритсара отправляется с первого пути». Вспомнил Пикей и начальника станции, звонившего в колокольчик на платформе и заставляющего заливаться призывным звуком свисток, и сигнальные огни, которые из красных становились зелеными. А паровоз гудел все громче…
– Похоже на сигнал воздушной тревоги, – сказала Лотта, поцеловав его в последний раз и запрыгнув в поезд.
– Да, – рассмеялся Пикей, тогда еще не умирающий от тоски.
Она висела в дверном проеме, пока поезд набирал ход. Он держал ее левую руку в правой ладони, прижимался щекой к ее щеке и быстро шел за скрипучим составом.
«Какая нежная рука, какая мягкая щека», – витая в своих мыслях, он не заметил ограду в конце перрона. Сцена прощания закончилась тем, что он с силой ударился грудью о выступающие металлические перекладины и упал. А когда он поднял голову – поезда уже не было. И Лотты не было. Он чувствовал себя так, словно вместе с ней умчалось вдаль и его будущее.
Плача, он брел с вокзала по торговой улице Чандни-Чоук, обычно полной людей, но пустынной сейчас, незадолго до полуночи. Прошел под мостом Тилак, мимо старого, развалившегося форта Дели и зверинца, по которому всего несколько дней назад они гуляли рука об руку. Он рисовал акварелью руины форта и зверей, а Лотта сидела рядом и смотрела.
Стая собак, которые ночью наглели еще больше, с рычанием двинулась к нему. Но Пикей не испугался, наоборот – он встал перед собаками, расставив ноги, набрал полную грудь воздуха и зарычал в ответ.
– Грызите меня, облезлые дворняги! Жрите меня! Мне все равно! – ревел он.
Собаки приближались уже медленнее и рычали тише, как будто раздумывая над его словами. Когда они оказались у его ног, в которые только что хотели вцепиться, рычание утихло, и они завиляли хвостами. Он открыл газетный кулек с провизией и бросил собакам несколько кусков. Пока они жадно ели, он опустился на землю. Силы оставили его, и он уснул, измотанный рыданиями и долгой дорогой. Собаки устроились рядом и положили на него свои головы.
В ту ночь Пикей спал в окружении пяти делийских уличных дворняг на тротуаре перед городским зоопарком. Ему снились волны, захлестывающие его, и ураганы, вырывающие из земли дома.
Грызите меня, облезлые дворняги!
Жрите меня! Мне все равно!
Незадолго до рассвета его разбудил возобновившийся шум автобусов, которые проносились совсем рядом, скрипя амортизаторами и грохоча кузовами. Пикей приподнялся и уставился в темноту пустым взглядом. Холодный ветер унес остатки дневного тепла. Он замерз – собаки, согревавшие его телами, исчезли.
Он медленно преодолел последние километры до съемной комнаты в Лоди Колони, где жил тогда, и долго стоял в дверном проеме, глядя на опустевшую комнату: продавленная кровать, грязный комод, календарь с Лакшми, богиней счастья и благополучия, прибитый к покрытой черной плесенью бетонной стене.
Лотта ехала на Запад, а Пикей ждал от нее вестей. Но его письма оставались без ответа.
В отчаянии он отправил телеграмму на ее домашний адрес:
«Твое долгое молчание тревожит меня, напиши мне, пожалуйста, когда приедешь. П. К.»
Но Лотта еще не приехала. Наконец пришло письмо из Маку, города на западе Ирана. Письмо было от Лотты и начиналось словами: «Мой дорогой друг и спутник жизни». Он мгновенно проглотил его, изголодавшись по ее словам. В письме рассказывалось о радостях путешествия, покрытых снегом горах на границе между Ираном и Турцией, белом солнце, тишине в Маку, прозрачном холодном тумане и «гудении насекомых, похожем на колыбельную самой природы».
В последних строчках Лотта писала, что ей было хорошо с ним.
«Но почему тогда она уехала?» – недоумевал он.
Тон этого прекрасного, поэтического письма обеспокоил его и расстроил. Ему казалось, что долгие, восторженные описания совершенно чужих мест предвещают несчастье.
От автобусной остановки он идет мимо мужчин в рубашках до пят и женщин с платками на головах, через рынок, на улицу со смешным названием Чикен-стрит или, как ее называют кабульцы, Коше мурга, здесь он надеется найти дешевую гостиницу.
Все путешественники – длинноволосые, с рюкзаками, выглядящими так, будто собрали пыль и грязь каждой дороги на Земле, – собрались на Чикен-стрит. Рядом с гостиницей, в которой он поселился, есть еще одна, с вывеской на английском, обещающей дешевое проживание и хороший сервис. Рядом еще одна, а за ней – кафе и национальные рестораны с вывесками на английском. Оглядываясь по сторонам, Пикей видит не только афганцев в традиционных одеждах, но и множество белокожих людей в узких джинсах и футболках.
Пикей записывает в своем дневнике: все выглядит так, будто «десятки тысяч хиппи с Запада едут в обоих направлениях: или из Индии в Европу, или обратно». В первые дни в Кабуле воздух в закусочных так и гудит, переполненный советами: как доехать до Кандагара, где лучше остановиться в Герате, в какое кафе зайти в Мешхеде, что купить на рынках Стамбула и как не потеряться в транспортном хаосе Тегерана. Француз, с которым он пьет чай на углу улицы, рассказывает ему о своем путешествии.
– Тропа хиппи – это не какая-то одна дорога, – уверяет француз, – это много разных дорог, связанных друг с другом.
Он делит комнату с четырьмя европейцами. Кажется, что они одна компания. Все помогают друг другу. Многих он знает еще по Нью-Дели.
– Привет, Пикей! – кричат ему на улицах, на базарах и в кафе.
Он обнимает их, выпивает с ними литры чая, рассказывает, что с ним произошло и куда он едет, и слушает их рассказы. Спрашивает, мучаются ли они тоже животом, а они говорят, что он очень смелый, и желают ему удачи в долгом путешествии.
Некоторые европейские девушки носят шорты. Афганские мужчины так таращатся на них, что, не видя ничего вокруг, сталкиваются на углах улиц. Девушка из Швеции, которую он несколько раз встречал в Индии, ходит в тонких шароварах с колокольчиками вокруг лодыжек. Мужчины на улице чуть не выпадают из окон, когда она ходячим бубном идет мимо, смеются, закатывают глаза и отпускают комментарии на своем непонятном языке.
Он не хочет доставать зашитые в штаны 80 долларов. Их надо сберечь на потом. Поэтому он ходит сдавать кровь. За это хорошо платят. А потом сидит в чайной и рисует людей. Это всегда срабатывает. Людям становится интересно, они подходят, задают вопросы и приходят в восторг, видя его рисунки. Потом они изъявляют желание, чтобы их тоже нарисовали, а когда рисунок готов – хотят его купить.
Редактор Kabul Times восхищен и хочет посмотреть другие работы Пикея, которые стоят под столиком, прислоненные к бетонной стене. Он показывает изображения женщин из афганских племен с тяжелыми серебряными украшениями и кольцами в носу и бородатых бедуинов, едущих на верблюдах. Впечатленный редактор хочет взять у него интервью.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
