Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
В общем, двух месяцев ему хватило, чтобы переселиться в свою клинику, оставив дом женщине с тонкими губами.
Конкретных причины разрыва он никому не сообщал, тем паче что в такой ситуации не так легко бывает их определить.
Собственно, причина и без того всем была ясна, а что послужило поводом — какая разница: может, она не с того конца яйцо разбивала. В городе меж тем упорно утверждали, что жена оставила Поляка по причине его полной мужской несостоятельности.
Прием в клинике Поляк вести перестал, пациентов передал другим врачам, а сам в головном уборе вождя ихтиосов на обритой голове и в порванной на груди рубашке сидел на полу, распевал воинственные песни индейцев вперемежку с грустными песнями евреев Восточной Европы, и количество пустых бутылок в углу росло день ото дня. Вот таким, опухшим от пьянства, хрипло выкрикивающим никому не понятные слова, нашел Поляка обеспокоенный его длительным отсутствием Аптекарь и привел к нам. Несколько дней он поил его травяными отварами, пичкал какими-то микстурами, и постепенно Поляк пришел в себя, точнее, поздоровел, но глаза его оставались тусклыми, словно подернутыми мутной пленкой. Часами сидел он молча, невидящим взглядом уставившись в стену, и даже Матильда не могла его развеселить. Послушно, как ребенок, он глотал горькие пилюли, но по-прежнему оставался ко всему безучастным и безразличным.
И все же искусство Аптекаря победило: в глазах Поляка появился блеск. В тот день он спустился из своей комнаты и, когда Елена протянула ему мензурку с зеленой жидкостью, отвел в сторону ее руку, неожиданно прижал к себе, крепко поцеловал в губы, а потом, лукаво глядя на оторопевшую Елену и Аптекаря, тряхнул головой и заявил:
— Вот настоящее лекарство, а не твои дурацкие примочки!
Чудная весть в мгновение ока донеслась до кавалеров, и перед заходом солнца все они собрались на пир, посвященный чудесному исцелению Поляка.
О, как меня восхищали их неподдельное счастье, их всегдашняя готовность отставить в сторону свои насущные заботы и отдаться веселью, их умение радоваться, их способность любить…
А потом Поляк уселся за рояль, и хрустальные бусинки шубертовских вальсов светлой волной рассыпались по залу. Кавалеры кружили женщин, и тень крокодила в такт подпрыгивала на стене.
А когда гости разошлись и мы все принялись убирать со стола, Поляк подошел к Елене, задумчиво накрутил на палец ее рыжий локон и взглянул ей в глаза. Он ничего не сказал, только смотрел, и во взгляде этом была такая тоска, такая боль, что Елена растерянно повернула голову к Аптекарю. Аптекарь еле заметно кивнул ей. Словно не понимая, она продолжала смотреть на него, и снова голова Аптекаря еле заметно наклонилась вниз. Тогда Елена поставила на стол тарелки, вытерла руки о передник, обняла Поляка за плечи и повела его в процедурную. Честно сказать, я растерялся. Да нет, растерялся — это не то слово. Я был ошеломлен.
Как я уже рассказывал, Елена и Мария делали пациентам процедуры по методу Аптекаря. Что же касается кавалеров, то, во-первых, болезнями, предполагающими эти процедуры, они не страдали, а главное, все мы — Елена, Мария, кавалеры — были одним братством, мы были семьей! Поляк, благородный, мужественный Поляк, как он мог! И Аптекарь! Как мог он разрешить это?
Аптекарь что-то тихо говорил Веронике, но я их разговора не слышал, я механически перетирал тарелки, а в душе моей, как говорится, кипела буря.
Да, в те минуты я был растерян, удивлен, возмущен, и много лет прошло, прежде чем я понял, что происходит в сердце мужчины, когда он смотрит на женщину так, как смотрел тогда Поляк на Елену, словно бык на тореро, зная, что пришел его час, а потом, подставляя шею, наклоняет голову, и если есть какая-то надежда в его бычьем сердце, так это надежда на то, что удар будет точным.
Крик раздался, когда мы уже домывали посуду. Это был долгий, нескончаемый, пронзительный крик. Аптекарь, отшвырнув полотенце, бросился в процедурную, Вероника, Мария и я рванулись за ним.
На полу, скорчившись под простыней, которую набросил на нее Аптекарь, дрожала Елена, а на постели лежал Поляк. Его задранное к потолку лицо было темным, почти черным, и в открытых, неподвижно смотрящих в потолок глазах отражалась лампочка. Склонившись, Аптекарь приложил палец к шее, подождал несколько секунд, потом протянул левую руку к лицу Поляка и одним движением опустил его веки. Распрямился, вышел из комнаты и вернулся, держа в одной руке бокал и бутылку коньяка в другой. Налил до половины и протянул бокал Веронике:
— Пусть выпьет.
Вероника поднесла бокал Елене, которую поддерживала Мария, и зубы женщины стукнули о стекло. Она отхлебнула глоток, ее передернуло.
— Пей, пей, — ласково сказала Вероника, а Мария тихо гладила спутанную рыжую гриву.
Елена допила до конца и подняла глаза на Аптекаря:
— Он умер?
Аптекарь кивнул.
— Умер. — Ее снова передернуло.
Аптекарь неловко опустился на пол и положил руку на плечо всхлипывающей женщины:
— Елена… за все эти годы не было человека, нуждавшегося в помощи больше, чем он. Все его рассказы о женщинах были только рассказами. Но он был сильным, гордым человеком и никогда никого не просил о помощи. А когда он впервые за многие-многие годы влюбился, то решил, что любовь совершит чудо. Но он не учел, что для чуда нужны двое. Он всегда рассчитывал только на себя. И потерпел поражение. И тогда он понял, что не в силах больше нести свою ношу. Такое случается даже с такими сильными и гордыми людьми, как он. И когда это произошло, то ты оказалась единственным человеком, к которому он смог обратиться, потому что верил, что ты можешь ему помочь. Посмотри.
Елена, все еще продолжая всхлипывать, подняла голову, и все мы вслед за ней повернулись к кровати, на которой лежало тело Поляка. Его лицо было спокойным, даже счастливым.
— Смотри, — прошептал Аптекарь, — смотри.
Детородный орган Поляка стоял, устремленный к потолку.
— Не может быть, — выдохнула Мария, — он же мертвый.
— Вообще-то, не может, — согласился Аптекарь, — но… Ты видишь, Елена?
Слух о чуде мгновенно облетел весь город. Скорее всего, его разнесли санитары и работники похоронной команды. Десятки тысяч людей шли за открытым гробом, в котором лежал Поляк в головном уборе вождя ихтиосов. В скрещенных на груди руках был зажат томагавк. Темная ткань, которой он был покрыт, ниже пояса высоко вздымалась, будто какой-то хулиган вставил под нее большую толстую свечу. Но то-то и оно, что это была вовсе не свеча, и всем это было хорошо известно.
Могила Поляка стала местом паломничества еще до того, как на ней установили призванную напоминать о чуде пятиметровую гладкую колонну с закругленным концом. Толпы бездетных женщин со всех концов страны и даже из-за границы, граждане с расстройством мужской функции непрерывной рекой струились на кладбище. Надо полагать, что некая неведомая науке сила от этой колонны исходила, иначе не утвердилось бы за ней прозвище «Животворящий столп».
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
