Книга Анна. Тайна Дома Романовых - Ульяна Эсс

Легче всего оказалось выполнить последний пункт — держаться с князем-камердинером холодно и по возможности с ним не встречаться. Кутайсов, наговорив ей гадостей, казалось, и сам стал ее избегать. А вот забыть ужасный разговор оказалось трудно. Двор уже покинул Петергоф и вернулся в Павловск, а она все не могла забыть брошенные ей в лицо слова: «ваше возвышение произошло исключительно благодаря мне», «как я вас с государем свел, так и развести могу». Неужели это правда? Неужели ее встреча с Павлом, их любовь — заслуга этого неприятного, плутоватого человека? И точно ли он может поломать ее отношения с императором, изгнать из дворца, вернуть под власть мужа? Эта перспектива была ужасна.

Анна места себе не находила, все думая об одном и том же, повторяя эти вопросы. И хотя она выполнила свой зарок и ничего не сказала государю, он, как человек чуткий, почувствовал что-то неладное. Несколько дней приглядывался к своей возлюбленной, а потом не выдержал и спросил ее напрямик, что случилось и почему она пребывает в таком подавленном состоянии.

Анна пыталась отшутиться, заявляла, что ей просто нездоровится, однако Павел уже достаточно хорошо ее изучил и заявил, что дело не в насморке или мигрени.

— Тебя уже несколько дней что-то мучает, — сказал он, пытливо глядя ей в глаза. — Так уже было в прошлом году, когда ты влюбилась в князя Гагарина и пыталась скрыть от меня свою любовь. А что на этот раз? Неужели ты влюбилась в кого-то еще? Это было бы очень печально.

Он так настойчиво спрашивал, так волновался, что она не выдержала — и все ему рассказала. А закончив рассказ, сама пытливо заглянула в его глаза и спросила:

— Скажи, это правда? Он не врал, твой камердинер и брадобрей, что это он сосватал меня к тебе? Что ты не обратил бы на меня никакого внимания, если бы он не указал?

Павел побледнел, он не знал, что говорить, и Анна почувствовала, будто земля уходит у нее из-под ног.

— Значит, это правда! — воскликнула она. — Значит, наша встреча — чья-то выдумка! И если бы твой камердинер указал на другую, ты говорил бы слова любви ей, а не мне!

И тут императора будто прорвало.

— Нет! — воскликнул он. — Да, Иван указал на тебя на том балу. Но поверь — только это он и сделал. И если бы он выбрал другую — я посмотрел бы, скривился и прошел мимо. Не то было с тобой. Стоило мне тебя увидеть, а потом почувствовать твою руку в своей руке — и весь мир перестал для меня существовать. Наша встреча была предопределена судьбой. Кутайсов стал простым проводником этой судьбы, ее слепым орудием. И я верю, искренне верю, что мы бы познакомились и без его сватовства. Только это случилось бы позже, при других обстоятельствах. Никакая другая девица, бывшая на том балу, не могла бы тебя заменить! И уж тем более никто не может заменить тебя сейчас! И тут Иван врет, низко врет! Он не может, не в силах разлучить нас с тобой. Никакая другая не встанет между нами. Поверь мне! А что до Ивана — я завтра же прогоню его от себя. Возьму какого-нибудь брадобрея из Преображенского полка…

— Нет! — тут же возразила Анна. — Не прогоняй его! Он тебе верен, я это видела! У него лицо другое делается, когда он говорит о тебе. Он низкий человек, может, и ворует, делает что-то в свою пользу, но тебе он не изменит. Кто знает, что за брадобрей придет из полка, что у него на уме? А на Кутайсова ты можешь положиться.

— Вот, и этим ты мила мне, душа моя, — с любовью посмотрел на нее Павел. — Твоя душа не знает такого понятия, как месть, тебя не касается это зло. Итак, забудем об этом неприятном разговоре, как бы его и не было. Хотя нет, в одном я о том не забуду: теперь уж точно не назначу Николая Куролесова ни на какую должность, да и к другим советам моего друга и камердинера буду прислушиваться с осторожностью.

После этого жизнь Анны снова вошла в привычное русло. Однако этот эпизод кое-чему научил ее. Теперь она стала следить за поведением придворных, за тем, кто что говорит государю. Она поняла, что большинство людей, которых она видит в Павловске, используют свое положение близ государя для получения тех или иных выгод, стала видеть закулисную сторону вещей, их изнанку. Это добавило ей житейской мудрости, но не добавило радости.

Между тем лето незаметно подошло к концу. В августе полили дожди, жить в Павловске стало неуютно, и двор переехал в Петербург. Император был недоволен этим переездом. Он мечтал въехать в свой новый замок и никогда более не возвращаться в ненавистный ему Зимний дворец, созданный по приказу его матери. Однако Михайловский замок все еще не был готов. И виновником этого был сам Павел. Он требовал от строителей все новых переделок, улучшений, и это затягивало окончание работ. Теперь перед архитекторами и строителями был поставлен новый окончательный срок — сделать замок к Рождеству, чтобы Новый год уже точно справлять на новом месте.

С возвращением двора в Петербург перед Анной встала задача: где жить. Окончательно покинуть дом мужа она не могла — это было бы вызывающим, скандальным поступком. Значит, надо было жить в особняке князя Гагарина, ежедневно видеть князя. При этом она оставалась его женой, а значит, князь в любую минуту мог потребовать от нее исполнения супружеских обязанностей. И она не имела причин ему отказать.

Однако ей недолго пришлось ломать себе голову над решением этой задачи. Как оказалось, император еще летом подумал над этим обстоятельством. И уже спустя два дня после возвращения в Петербург (эти дни она ночевала в доме родителей) Анна узнала, что князь Гагарин получил повеление вернуться в Италию и приступить к своим обязанностям посла. Для него это было существенным понижением по службе. Чтобы подсластить «горькую пилюлю», государь повелел передать князю обширное поместье в Малороссии и деньги на обустройство этого поместья. Князю также было разрешено сперва навестить вновь приобретенную собственность и только затем отправляться в Италию. В любом случае он удалялся из Петербурга, и Анна могла, на выбор, жить либо в его особняке, либо в доме родителей. Она, разумеется, выбрала последнее.

Впрочем, в родительском доме она только ночевала, да и то далеко не всегда. Все дни она проводила в Зимнем дворце — якобы в свите императрицы, на самом же деле, готовая встретить императора, вернувшегося из Сената или от других важных дел и настроенного пообщаться с ней. А иногда Павел говорил ей: «Сегодня останься», — и она оставалась во дворце на ночь. На этот случай у нее были особые покои на первом этаже, куда Павел приходил обычно около полуночи и оставался до утра.

Эти осенние месяцы были отмечены для нее несколькими событиями. По повелению государя французский художник Жан Вуаля стал писать ее портрет. Работа заняла около двух недель в октябре. Каждый день Анне приходилось по нескольку часов позировать. Конечно, ей льстило, что известный художник будет писать ее портрет, и этот портрет, по всей видимости, украсит один из залов дворца. Но ее несколько смущало, что этим фактом ее особое положение при дворе уже совсем выставляется напоказ.