Весной 2006 г. я выступал на конференции управляющих частными активами, рассказывая о взаимосвязи экономической истории и рыночной доходности. Перед началом моего выступления ко мне подошел высокий импозантный консультант крупной фирмы с Уолл-стрит и представился. Взглянув на меня в прямом и переносном смысле сверху вниз, он промолвил: «Бернстайн, для врача вы пишете о финансах очень неплохо, но вы попросту не в курсе альтернативных возможностей».
Под альтернативными возможностями он понимал пространный перечень популярных в то время нетрадиционных инвестиционных продуктов, которыми торговали его компания и другие крупные фирмы: фонды инвестирования на сырьевых рынках; структурные инвестиционные инструменты; ценные бумаги, обеспеченные пулом ипотек; облигации, обеспеченные долговыми обязательствами; кредитные дефолтные свопы; ценные бумаги с аукционной ставкой и в первую очередь хеджевые фонды.
Все эти инструменты имели три особенности: в последующие два года значительная их часть обесценилась, все они предполагали высокие комиссионные, и все они приносили брокерским фирмам огромные деньги. Не проявив достаточного скепсиса в отношении истинных мотивов финансовой индустрии, миллионы инвесторов и немало, казалось бы, искушенных управляющих фондами потеряли триллионы долларов. Подлинная трагедия заключалась в том, что этот ущерб вполне можно было предотвратить.
Самая опасная территория на свете
В любом городе нашей страны есть районы, где люди стараются не появляться с наступлением темноты. То же самое происходит в инвестиционном мегаполисе с одним небольшим отличием: здесь не стоит отдаляться от дверей своего дома более чем на 10 ярдов.
Здравомыслящий инвестор воспринимает почти всю финансовую индустрию как зону боевых действий. Это отношение распространяется на всех, кто действует на этой территории, – биржевых брокеров, брокерские фирмы, информационные бюллетени, консультантов, продающих ценные бумаги, и хеджевые фонды. Большинство компаний, управляющих взаимными фондами, выбрасывает в окружающую инвестиционную среду больше токсичных отходов, чем нефтеперерабатывающий завод в стране третьего мира. Большинство финансовых консультантов дают никуда не годные советы. Кому вы можете доверять? Практически никому.
Почему состояние дел в инвестиционной индустрии столь плачевно? Во-первых, потому, что ни она сама, ни правительство не предъявляют никаких требований к подготовке брокеров и финансовых консультантов, не говоря уже об управляющих хеджевыми, пенсионными или взаимными фондами.
Уровень финансовых знаний рядовых брокеров не перестает приводить меня в смятение. Прочитав книгу до этого места, вы уже знаете о финансах куда больше, чем многие из них. Я ни разу не встречал представителя брокерской фирмы, который бы слышал про Фаму и Френча, знал назубок историю рынка ценных бумаг или мог без труда объяснить, как уровень риска влияет на доходность инвестиций с течением времени.
У любого специалиста, будь то врач, юрист или бухгалтер, есть диплом о высшем образовании. Все они учились много лет и сдавали сложнейшие экзамены, тогда как стать брокером может даже тот, кто не окончил и средней школы. При этом некомпетентный или непорядочный брокер может уничтожить ваше состояние куда быстрее, чем самый неумелый бухгалтер. Впрочем, это обычно не мешает богатеть ему самому.
Среднестатистический фондовый брокер обслуживает своих клиентов примерно так же, как Малыш Нельсон[16] «обслуживал» банки.
Во-вторых, как я уже говорил, причины, по которым люди идут в индустрию финансовых услуг, радикально отличаются от тех, которые побуждают стать социальным работником, поступить на государственную службу или преподавать в начальной школе. Нечасто встретишь управляющего хеджевым фондом или руководителя взаимного фонда, который смотрит на мир, не ограничиваясь соображениями личной выгоды. Думаю, я буду недалек от истины, если скажу, что большинство из тех, кто стремится устроиться на работу в брокерские фирмы, хеджевые и взаимные фонды, делают это по той же причине, по которой грабил банки Вилли Саттон, – «потому что там лежат деньги». Поэтому будьте как можно осмотрительнее с каждым, кто выразит желание управлять вашими финансами.
В-третьих, и это тоже чрезвычайно важно, в экономике существует явление, которое называется «агентский конфликт». Его суть проста: каждый взаимный фонд или брокерская фирма имеют две группы хозяев: с одной стороны, это клиенты данной организации, с другой – держатели ее акций. Цель любой компании – обеспечить максимальную прибыль вторым, своим настоящим владельцам, а это можно сделать только за счет клиентов. На практике основная задача сводится к тому, чтобы выкачать из клиентов максимум средств, которыми кормятся акционеры и руководство.
Но разве брокерская фирма или взаимный фонд не заинтересованы в том, чтобы обходиться с клиентами как можно лучше, чтобы не потерять свой бизнес? Нет, не заинтересованы. Поэтому оптимальная тактика для клиента – купить паи индексного фонда, ежегодная комиссия по которым составляет 0,10–0,20 %. При этом представителям взаимных фондов нередко удается убедить доверчивых инвесторов, что активное управление инвестициями дает «непревзойденные результаты», хотя на самом деле такие структуры теряют 2 % в год на комиссионных и транзакционных издержках. Брокер без труда ежегодно получает суммы того же порядка за счет комиссионных и прочих более мутных источников дохода. Даже если клиент брокерской фирмы или активно управляемого фонда поймет это через год-другой, фирма за это время успеет сделать больше денег, чем порядочная организация заработает за десятилетия; если же клиент так и не разберется, что к чему, – а именно так и происходит с большинством, – тем лучше. Можно со всей определенностью сказать: честность в инвестиционной индустрии окупается не лучшим образом.
