Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
Слона не заставишь делать то, чего он не хочет. То, как погонщик и животное вместе выбирали маршрут, напоминало непрерывный процесс переговоров.
Погонщик направлял слона, слегка пиная его уши ногами, подобно пилоту самолета, нажимающему педали ножного управления, но слон далеко не всегда соглашался с рекомендациями. Верхом мы преодолели реку — гигантское животное без труда перебралось на противоположный берег — и продолжили углубляться в чащу вдоль едва различимой тропы. На небольшой поляне мы заметили грациозных пятнистых оленей, которые, испугавшись нас, тут же скрылись из вида. Водились в резервации и тигры с леопардами, но, как мне объяснили, на глаза они попадались редко. Около часа мы медленно двигались между деревьями, укорачиваясь от хлестких листьев, и наконец достигли луга, трава на котором местами была не ниже слона. Погонщик указал на участок примятой травы и что-то сказал Деву.
— Лежбище носорога, — перевел Дев.
У реки мы и впрямь наткнулись на носорога с детенышем, который мгновенно спрятался за матерью, увидев приближающегося слона с пятью людьми на спине. Зато его мать нас словно и не заметила: она продолжала невозмутимо щипать траву, пока мы восхищались шипованной броней ее кожи и единственным рогом, который столь высоко ценят китайцы и вьетнамцы, использующие порошок из него как афродизиак и лекарство от рака. В результате носороги оказались на грани вымирания.
— И чем им не угодила «Виагра»? — сетовал я, когда мы оставили носорога с детенышем позади. — Уверен, они еще и сэкономили бы.
Слон величественной поступью рассекал высокую траву, а я принялся расспрашивать погонщика. Тот сказал, что слонихе (выяснилось, что это самка) сорок пять и что она, вероятно, проживет до семидесяти, хотя недавно здесь потеряли нескольких слонов из-за вспышки туберкулеза. У нее было четыре детеныша, но трое умерло, не дожив и до трех лет.
— А когда слонят забирают у матерей, чтобы начать обучение? — поинтересовался я.
— В три года.
Я спросил, держат ли всех слонов поодиночке, и получил утвердительный ответ. Когда на обратном пути мы перебирались через реку, слониха вдруг громко затрубила.
— А это что значит? — спросил я.
— Она почуяла другого слона, — перевел Дев слова погонщика.
Вернувшись на слоновью стоянку, мы спустились по лестнице, и нам пришлось подождать какое-то время, пока не появились водитель и телохранитель Дева. Мы уселись на солнце рядом с группой хижин, строительство которых, очевидно, финансировала иностранная благотворительная организация. Перекошенная трухлявая табличка гласила, что перед нами Центр помощи матери и ребенку. Текст выцвел на солнце, и прочесть его было сложно, однако он представлял собой длинный перечень, и кое-что я все же разобрал: «Компьютерный литорий» (орфография сохранена), «Обучение спорту» (видимо, любому), «Окружающая среда», «Забота о диких животных (раненых)», «Животные-сироты», «Образовательная программа по профилактике ВИЧ/СПИДа» и другие программы, организованные из лучших побуждений на иностранные средства. Здесь набирали «неквалифицированных волонтеров». Была и другая табличка, тоже обшарпанная и с едва различимым текстом: на ней виднелись логотипы благотворительных организаций, специализирующихся на защите птиц, и сообщалось о программе восстановления популяции стервятников. Здания успели обветшать, а крыши из гофрированного железа давно проржавели. Магазин был практически пуст: тут продавались лишь кое-какие товары из Китая; за прилавком сидела женщина, которая не улыбнулась, когда я вошел, что для Непала нетипично.
Весь мир стремится помочь Непалу, стране не раз выделялись значительные суммы. Однако бóльшая часть денег исчезла без следа, оставив после себя лишь поблекшие таблички и доски для объявлений.
* * *
Дев оперировал восьмилетнего мальчика с большой опухолью мозга, и я с готовностью вызвался помочь, но вскоре пожалел об этом. С первых же минут опухоль начала сильно кровоточить: от нее вели крупные артериализованные вены, из которых интенсивно хлестала кровь, что мешало управляться диатермическими щипцами. Я вспотел. Когда возникают опасения, что пациент может умереть от потери крови, хирург полагается на тесное сотрудничество с анестезиологом. Проблема в том, что здешний анестезиолог не говорила по-английски, да и в принципе отличалась неразговорчивостью.
Пока я боролся за жизнь ребенка, стараясь не дать ему умереть от потери крови, мне пришло в голову, что вряд ли у меня получится обучить местных ординаторов проведению подобных операций. Ну не могу я пассивно смотреть, как они неумело и неловко орудуют хирургическими инструментами, ставя под угрозу жизнь пациента. Легко понять, почему практикантам — чтобы они научились самостоятельно работать на собственном, порой горьком, опыте — так часто разрешают оперировать бедных, обездоленных людей, которые вряд будут жаловаться, случись что не так.
Во всех странах, где мне довелось побывать, богатые влиятельные люди делают все, чтобы не стать учебным пособием для начинающих медиков.
В Судане, Непале и многих других бедных странах количество частных медицинских кабинетов и клиник в последние годы растет взрывными темпами. Профессиональные ассоциации, в основном организованные по старой британской модели, оттеснены на второй план, а профессиональные стандарты пребывают в упадке. Медицина и деньги всегда шли рука об руку, ведь что может быть ценнее для человека, чем его здоровье? К сожалению, пациенты беззащитны перед болезнью и легко внушаемы — как из-за незнания, так и из-за страха, — а врачи и другие медработники частенько поддаются жажде наживы. Да, у системы общественного здравоохранения, как ее принято называть в Америке, много недостатков. Она медлительна и неповоротлива из-за бюрократических проволочек, пациенты воспринимаются не более чем безликие детали на конвейерной ленте, а персонал не заинтересован в вежливом и тактичном поведении. Да и материальных ресурсов нередко не хватает. И вместе с тем все перечисленные недостатки запросто можно победить, если соблюдать высокие моральные и профессиональные стандарты и поддерживать равновесие между клинической свободой и административным контролем, а также при условии, что у политиков хватает смелости увеличить налоги.
Любые недостатки общественного здравоохранения меркнут на фоне расточительности, предвзятости, лживости и стремления к избыточному лечению, которые свойственны частной медицинской практике, построенной на принципах коммерческой конкуренции.
Дев сменил меня в операционной, а я пошел перекусить. К тому времени худшее осталось позади: кровотечение почти прекратилось — но меня порадовала возможность устроить перерыв и отдохнуть прямо посреди операции. Я в очередной раз попытался представить, каково это — на протяжении тридцати лет день за днем работать в одиночку, когда некому тебе помочь, да еще и чуть ли не каждую ночь выезжать по вызову.
На следующее утро я заглянул в отделение интенсивной терапии: мальчик уже пришел в сознание. Он плакал, но поначалу мне показалось, что все хорошо. Однако что-то не давало мне покоя: глаза ребенка были открыты, но взгляд блуждал, ни на чем не фокусируясь. Сперва я этого не заметил, но затем, осмотрев другого пациента, вновь вернулся к мальчику и понял, что он ничего не видит.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
