Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
«За несколько месяцев до создания фонда „Сколково“ в „Ренове“ организовали группу, которая должна была выявить инновационный потенциал этой группы компаний и выстроить вокруг нее систематическую деятельность, — рассказывал Алексеев о своем приходе в проект[62]. — Неожиданно для меня самого эту группу подчинили мне. За сутки до своего вылета на встречу с президентом в Ханты-Мансийск Виктор Вексельберг пригласил меня на встречу. Он сказал, что высока вероятность, что президент сделает ему предложение стать руководителем проекта „Сколково“, и он внутренне готов его принять. Неожиданно Вексельберг спросил: „Скажи, если будет создаваться такой центр, мы будем его делать с университетом или без?“ Я не очень представлял себе „материальную проблематику“ науки, но многие мои друзья на этой ниве чего-то достигли. За ночь я посоветовался с самим с собой и сделал наглое заявление: если мы создаем центр такого рода, то нужно создавать и университет нового типа. Какой-то определенной аргументации у меня на этот счет не было, скорее уверенность, основанная на интуиции.
Так я сказал „а“. Позже, когда все началось, мне предложили сказать и „б“, то есть прийти в проект по созданию университета».
Олег Алексеев подробно и, что называется, с душой рассказывал мне, чем университет может помочь в становлении Города, который изменит Будущее.
«Благодаря университету Город этот станет не просто технопарком с инкубатором, где будут одни только офисы. Он превратится в интеллектуальный центр, где будут проводиться прикладные исследования. Наличие одновременно научной, инженерной и коммерческой атмосферы, которые гармонируют друг с другом, — вопрос очень важный, его решает, по сути, каждый инновационный центр. В Сколковском университете будут учиться и работать люди определенного типа: откровенные „ботаники“, энергичные молодые аспиранты, которые и делают основной вклад в исследования благодаря своей целеустремленности. Атмосфера университета расцветится многоцветной палитрой, она станет украшением Сколково. И это будет совсем не та скучная жизнь, которой живут сотрудники R&D-подразделений крупных компаний».
Уникальная экосистема, основанная на определенном типе профессиональных отношений между студентами, постдоками, профессорами и всех их с внешней средой, о которой рассказывал Алексеев, существовала в МIТ. Теперь ростки ее предполагалось высадить и вырастить за тысячи миль от Бостона.
Для начала в Россию приехала делегация MIT. Она посетила ведущие российские университеты, академические институты и попыталась оценить, пусть достаточно поверхностно, потенциал российской науки и высшего образования.
«Они сочли его весьма интересным, несмотря на наше внутрироссийское пессимистичное отношение, — отметил Алексеев. — Есть история, культура, есть уверенность людей в том, что если начать что-то делать, то мы обязательно сделаем. Американцы подошли к делу ответственно, ведь речь шла о самом большом проекте по организации университета за рубежами США».
Я спросил, что под этим подразумевается. Сумма контракта?
В конечном счете партнерство было оценено американской стороной более чем в полмиллиарда долларов за три года работы. Как замечали скептики, за такие деньги можно купить и перевезти в Россию европейский университет средней руки вместе с профессорами, подопытными мышами и несбывшимися надеждами.
«Дело не в сумме контракта, — говорил Алексеев. — а в том, какой объем услуг за эти деньги предоставит нам MIT, то количество исследователей, которое им выделят для этого проекта. Если вы сейчас приедете в MIT, то не найдете там офиса по созданию, например, Сингапурского университета. А через некоторое время в MIT предполагается открытие офиса по крайней мере на 25 человек по созданию Сколковского университета. Ежегодно MIT сможет принимать по 20 преподавателей на стажировки, там постоянно будут находиться студенты, административный персонал — также с целью прохождения стажировок, планируются совместные исследования. Ведь для того чтобы перенять культуру, нам нужно что-то делать совместно с американцами».
«Кроме того, — говорил Алексеев, — важно, чтобы в нашем университете работали ведущие исследователи из MIT. Нам не нужны запасные игроки. Может быть, не профессора на пожизненном найме, а те, кто к этой позиции приближается, те, кто станут звездами в ближайшем будущем. Нам надо создать такие условия, чтобы работать в России им было интересно».
Я прекрасно понимал Алексеева, хотя и не совсем было ясно, как люди, которые строят Город, смогут этого добиться. Сама система, существующая в хороших западных исследовательских университетах, мотивирует тамошних профессоров быть очень активными. Их время расписано на годы вперед, у них есть обязательства перед вузами, заказчиками, которые финансируют их исследования и разработки. У них очень часто есть компании, и, может, быть, не в единственном числе, которые они создали вместе со своими коллегами или студентами. Они заняты, как говорится, fulltime. И теперь представьте, что такому профессору предлагают поехать поработать в Россию. Именно предлагают, потому что, несмотря на то, что у MIT есть соглашение со Сколково, приказать ему отправиться на другой конец света никто не может: университетская профессура на Западе в таких вопросах полностью независима от администрации.
И не то чтобы в России дрянной климат, медведи на улицах и отсутствует демократия. Просто профессор действительно очень занят. Он может приехать и проконсультировать русских раз, ну два раза в год. А лучше, конечно, по телефону или по скайпу.
Но чтобы по телефону, нам мало. Нам даже мало, если приехать три раза в год. Чтобы университет получился, нам требовалось более глубокое вовлечение. Например, чтобы нужные нам специалисты проводили в России 30, а то и 50 % своего рабочего времени.
И на протяжении многих лет.
Сингапур, стараясь завлечь к себе ученых-звезд, предлагал им зарплаты примерно в два раза выше обычной, а средняя ставка хорошего профессора в странах, радеющих за науку, начинается от 150 тыс. долл. в год. Россия не Сингапур, и, чтобы привлечь ученых в наш «Северный парк», требовалось платить уже раза в три больше. Но и деньги решали не все. Тот же опыт Сингапура показал, что через три — пять лет высокооплачиваемые «варяги» все равно уезжали, корни пускали лишь специалисты китайского происхождения — сказывалась разница в социокультурной среде.
Была, правда, надежда на то, что отчасти проблему помогут решить ученые из числа зарубежной русской диаспоры.
…Руководителем рабочей группы с американской стороны был назначен Александр Клибанов. Профессор химии и биоинженерии MIT, он — воспитанник советской научной школы. В прошлом сотрудник кафедры химической энзимологии Московского государственного университета, Клибанов в 1977 г. уехал в США, сначала в Сан-Диего, а затем перебрался в Массачусетский технологический институт, где сделал блестящую карьеру, став профессором пожизненного найма, заведующим крупной лабораторией, членом Национальной академии наук США и Академии инженерии США.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
