…И по-рыбьему жила, и по-звериному, Позабыла, как людское племя выглядит, И какими языками изъясняется.
В два приема — сперва вытянув ноги горизонтально, а затем плавно их опустив вниз, Ларисса поменяла положение на канате и, протянув канат между ступнями, позволила весу своего тела опереться на икры, незаметно давая таким образом отдохнуть рукам и плечам.
Скоморохи встали вокруг каната и подняли одновременно головы. Вися над ними, Ларисса улыбнулась лукаво, повела одной рукой и, резко нагнувшись к ним, крикнула:
— Съем!
Скоморохи отпрыгнули в разные стороны.
Какая-то весьма привлекательная женщина томно попросила Жискара показать ей вид из окна второго уровня, но Жискар, не сводивший с Лариссы глаз, отмахнулся.
— Plus tard, — сказал он. — On verra ça après.[2]
У женщины сделалось удрученное лицо.
Выход на помост Бревеля привлек внимание публики — теперь заулыбались восхищенно женщины. Высокий, стройный, в простых белых одеждах и белых сапожках, в бутафорском лавровом венке поверх почти альбиносовых волос, Бревель замер на краю помоста, совершенно спокойный, ноги вместе, руки в стороны, голова опущена.
— Где же она, моя прекрасная возлюбленная? — спросил он глуховатым голосом, красивый тембр которого заставил нескольких зрительниц замычать носом — «Мммм». — Где же?
Он опустил руки, поднял голову, и глядя перед собой, как очарованный, пошел вдоль той линии, где несколькими столетиями спустя расположились бы огни рампы. Когда он проходил мимо висящего вертикально каната, под Лариссой, плясунья вскрикнула умилительно-испуганно «Ай!» и мгновенно переместилась по канату на два локтя вверх, поджав ноги. Зрители засмеялись.
Бревель вернулся и повернулся лицом к публике, а спиной к канату. Ларисса сделала рукой жест, означающий — ну, все, выхода нет, нужно рисковать. Осторожно, чтобы не заметил Бревель, она съехала по канату вниз и преувеличенно-гротескно, на цыпочках, непрерывно оглядываясь на Бревеля, прошла влево от него, ступила на натянутый канат, и, сгибая нарочито неизящно ноги в коленях (от чего ее изящество стало совершенно неотразимым) пошла по канату вверх.
— Кто-то здесь есть. Кто? — спросил Бревель, не оборачиваясь.
Ларисса остановилась, показала ему язык, и продолжила восхождение.
Снова засмеялись.
— У, у, у, у, — спели шесть скоморохов, а седьмой затянул:
На беду свою пришел ты, добрый молодец, На погибель в лес дремучий заявился ты, Нет тебе, добрый молодец, спасения, Ни спасения нет, ни утешения. Не ходи ты к башне этой заколдованной, Не княжна в ней томится безутешная, А волшебница живет не очень добрая.
Пока он пел глуповатые эти вирши, а гусляры аккомпанировали, шестеро вспомогательных исчезли в пристройке.
Бревель круто обернулся, а Ларисса, сидя на макушке башни и болтая театрально босыми ногами, помахала ему левой рукой, чувствуя себя в полной безопасности от посягательств пришельца.
— Кто ты, страшное чудище? — спросил оторопело Бревель. — Что ты смотришь с горы зачарованной на долину зачарованную?
Хозяин в пристройке хлопнул себя в отчаянии по бедрам. Учил ведь дурака не произносить «зачарованную» два раза в этом месте. Можно было сказать, «околдованной» или еще чего-нибудь. Может, права Ларисса — дурак он бездарный?
Зрители ничего не заметили.
Сюжет представления не превзошел ничьих ожиданий, оказавшись пошло-тривиальным. Вскоре на помосте снова появились вспомогательные — в черных до полу балахонах, волосы прихвачены черными лентами, изображая злые силы, и некоторые зрители немедленно решили, что это намек на греческую церковь и стали восхищенно переглядываться и хихикать. Злые силы атаковали Бревеля, то набегая на него, то откатываясь назад, полукругом, и временами то взвизгивая, то рыча.
Бревель же изображал плясом отчаянную борьбу против враждебных сил — в начале придавая движениям видимость неуверенности, приседая, двигаясь угловато, а затем все увереннее, всецело отдаваясь борьбе, эффектно прыгая через полпомоста, бесшумно, по-кошачьи, приземляясь, крутясь бешено на месте, красиво взмахивая руками. Теперь уже все без исключения женщины следили жадно за его перемещениями по помосту.
Но вот все темные силы побеждены. Прекрасный храбрый юноша идет к башне и начинает подъем по невидимым зрителям скобам, изображая трудности борьбы с гравитацией, останавливаясь, чтобы пожаловаться аудитории.
