– Ты тоже в порядке. Сколько мы уже в пути?
– Минут тридцать. Может, и все сорок пять.
Мы пробежали еще немного, от бега по песку у меня уже слегка заныли икры.
– Ты не против, если я тоже задам тебе три вопроса? – сказал он.
– Валяй.
– Какие у тебя были отношения с твоим отцом?
– О, замечательные, – ответила я. – Только он умер, когда мне было всего пять лет. Они погибли вместе с матерью в автомобильной катастрофе Недалеко от Ломпока. Огромный кусок скалы свалился с откоса и разнес лобовое стекло. Спасателям понадобилось шесть часов, чтобы извлечь меня с заднего сиденья. Моя мать долго кричала от боли, но потом затихла. До сих пор я иногда слышу ее голос во сне. Нет, не вопли, а спокойный мамин голос. И тишина. Меня вырастила тетя, ее сестра.
Внимательно выслушав мой рассказ, он спросил:
– Ты замужем?
– Была, – ответила я, показав ему два пальца.
Он улыбнулся:
– Это значит "дважды" или второй вопрос?
Я рассмеялась:
– А вот это уже твой третий вопрос.
– Эй, послушай. Так нечестно.
– Ладно уж. Давай еще один, только последний.
– Ты кого-нибудь убивала?
Я взглянула на него с любопытством. Такой интерес показался мне несколько странным.
– Давай лучше взглянем на это с другой стороны, – предложила я. – Свое первое дело об убийстве я расследовала в двадцать шесть лет. Это было поручение со стороны общественного обвинения. Женщину обвиняли в убийстве собственных детей. Три девочки, все младше пяти лет. Она связала им руки и ноги, заклеила пластырем рты и затолкала в мусорные баки, где они и задохнулись. У меня до сих пор стоят перед глазами эти глянцевые полицейские фотографии, восемь на десять дюймов. В тот раз я полностью излечилась от желания кого-нибудь убить. Впрочем, так же, как и от желания стать матерью.
– Господи Иисусе, – пробормотал он. – И она действительно это сделала?
– О, само собой. Ее, разумеется, выпустили. Экспертиза определила у нее состояние временной невменяемости, и мамашу поместили в психушку. Мне про нее известно только то, что она уже давно на свободе.
– Как тебе удалось не превратиться в циника? – спросил он.
– А с чего ты решил, что нет?
* * *
Стоя под душем в соседском трейлере, я обдумывала, что еще можно попытаться узнать у Грега. Мне не терпелось побыстрее снова отправиться в путь. Если бы к вечеру удалось добраться до Клермонта, я могла бы первым делом утром побеседовать с Дианой и сразу после ленча отправиться назад в Лос-Анджелес. Я насухо вытерла волосы и оделась. Грег уже открыл для меня бутылку пива, которую я с удовольствием посасывала, пока он сам мылся. Я взглянула на часы – было три пятнадцать. Вернувшись в свой автофургон, Грег оставил входную дверь открытой и опустил лишь сетку от насекомых. Его темные волосы были еще влажными после душа, и от него слегка пахло мылом.
– У тебя видок, словно ты готовишься к полету, – заметил он, беря со стола и откупоривая бутылку пива.
– Прикидываю, что хорошо бы добраться до Клермонта засветло, – сказала я. – Не хочешь передать что-нибудь сестре?
– Она знает, где я. Время от времени мы болтаем друг с другом по телефону, чтобы не терять связи, – ответил он, присев на холщовый стульчик и водрузив длинные ноги рядом со мной на скамью. – Хочешь спросить о чем-нибудь еще?
– Если не возражаешь, несколько мелких вопросов, – откликнулась я.
– Валяй.
– Что ты можешь рассказать об аллергических расстройствах отца?
– Ну, у него была аллергическая реакция на собак, кошачью перхоть, иногда бывала и сенная лихорадка, но от чего именно, не знаю.
– У него не было аллергии на какие-нибудь продукты? Например, яйца? Или, скажем, пшеницу?
Грег отрицательно помотал головой:
– Ничего такого я не слышал. Разве что всякая фигня, летающая в воздухе, типа пыльцы и тому подобного.
– А в тот последний уик-энд, когда вы всей семьей выбрались сюда, он брал с собой свои пилюли?
– Что-то не припомню. Но, по-моему, нет. Он ведь знал, что мы отправляемся в пустыню, а воздух здесь, как правило, достаточно чистый, даже в конце лета и начале осени. Пса с нами тоже не было. Мы оставили его дома, так что папа не нуждался в своих препаратах, и не думаю, что они ему вообще могли здесь понадобиться.
– И насколько мне известно, собака погибла. По-моему, об этом говорила Никки, – сказала я.
– Угу, действительно погибла. Кстати, именно в тот наш отъезд.
У меня по спине пробежал легкий холодок предчувствия. Что-то в последней информации казалось необычным, что-то здесь было не так.
– А как вы узнали, что собака погибла? – спросила я.
Грег пожал плечами:
– Незадолго до того, как мы вернулись домой, – начал терпеливо объяснять он, слегка удивившись моему интересу к такой мелочи, – мама с Дианой заехали туда, чтобы что-то там забрать. По-моему, было это в воскресенье утром. Мы же приехали лишь в понедельник вечером. В общем, они с Дианой нашли Бруно лежащим на дороге. Судя по всему, его задавила машина. Мама даже не позволила Диане взглянуть на него поближе. Она позвонила в управление защиты животных, и их сотрудники забрали его труп. Он лежал там уже не первый день. Помню, мы все очень переживали тогда, это был просто замечательный зверь.
– Что, хороший сторожевой пес?
– Превосходный, – подтвердил Грег.
– А миссис Восс, ваша экономка? Что она собой представляла? – продолжила я.
– Насколько помню, весьма приятная женщина. С каждым умела найти общий язык. Рад бы рассказать побольше, но это, пожалуй, все, что я могу о ней вспомнить.
Допив пиво, я встала и протянула ему руку:
– Благодарю, Грег. Возможно, мне захочется еще раз с тобой встретиться, если, конечно, ты не против.
Неожиданно он с комичным поклоном поцеловал мою руку, но мне показалось, что за этим скрывалось нечто другое.
– Счастливого пути, – пожелал он с мягкой улыбкой.
От нечаянного удовольствия я тоже ему улыбнулась:
– Ты когда-нибудь видел фильм "Юная Бесси"? С Джин Симмонс и Стюартом Гренджером в главных ролях? Именно эти слова он сказал ей на прощание. По-моему, его потом приговорили к заключению или ее – уже точно не помню. Но сердце у меня просто разрывалось на части. Эту картину изредка крутят по вечерам в программе старого кино, и я бы советовала тебе как-нибудь ее посмотреть. Сама я в детстве просто балдела от нее.
– Ты ведь только на пять-шесть лет старше меня, – заметил он.
