Но жестокие холода и на него подняли цену до четырех солей за фунт, и это опять было слишком дорого.
В январе, в самый разгар зимы, Мишелю пришлось перейти на хлеб из угля.
Ученые тщательно и с особым вниманием проанализировали состав каменного угля, он оказался настоящим философским камнем: из него получают алмазы, свет, теплоту, минеральные масла и множество других веществ, образующих в различных сочетаниях семьсот органических соединений. Уголь также содержит в большом количестве водород и углерод, два элемента, питающих злаки, не говоря уже об эссенциях, сообщающих вкус и аромат самым лакомым фруктам.
С помощью извлекаемых из угля водорода и углерода некий д-р Фрэнкленд изготовлял хлеб, который продавали по два сантима за фунт.
Признаемся: следовало быть уж очень капризным, чтобы умереть с голоду, — теперь наука такого не допускала.
Между тем при всей его дешевизне хлеб из угля все же чего-то стоил, а когда нет буквально никакой возможности заработать, обнаруживаешь, что два сантима содержатся во франке в весьма ограниченном числе.
У Мишеля в конце концов осталась только одна монета. Он некоторое время ее разглядывал, а затем рассмеялся зловещим смехом. От холода ему казалось, что голову сдавливает железный обруч, его рассудок начал поддаваться.
— По два сантима за фунт, — рассуждал он сам с собой, — и по одному фунту в день, я могу протянуть на хлебе из угля еще около двух месяцев. Но поскольку я еще ни разу ничего не дарил моей маленькой Люси, на мою последнюю монету в двадцать солей я куплю ей мой первый букет цветов.
И, будто охваченный безумием, несчастный спустился на улицу.
Термометр показывал двадцать градусов ниже нуля.
Глава XVI Демон электричества
Мишель проходил молчаливыми улицами; снег смягчал звук шагов редких прохожих, экипажи не ездили, было темно.
— Который может быть час? — подумал юноша.
— Шесть часов, — ответили ему часы больницы Сен-Луи.
— Вот часы, чье единственное предназначение — измерять страдания, — заключил Мишель.
Он продолжал свой путь, движимый навязчивой идеей, мечтая о Люси; иногда юноше не удавалось удержать в своем воспаленном воображении ее образ: он старался помимо воли. Мишель был голоден, даже не подозревая об этом. Привычка.
В морозном, обжигающем воздухе небо блистало бесподобной красотой, взгляд терялся в бесконечности великолепных созвездии. Не отдавая себе в том отчета, Мишель созерцал встававшие на восточном горизонте три звезды, образующие пояс великолепного Ориона.
От улицы Приют красавиц до Печной[74]путь неблизкий. Надо пересечь почти весь старый Париж. Мишель пошел самой короткой дорогой, он направился сначала на улицу Храмового Предместья, спустился по ней до пересечения с улицей Водокачки, затем по прямой, улицей Тюрбиго, вышел к Центральному рынку.
Оттуда за несколько минут он добрался до Пале Руаяль, в чьи галереи он вошел через пышный портал в конце улицы Вивьен.
Сад внутри был печальным и пустынным; его целиком покрывал гигантский белый ковер, на котором не виднелось ни пятнышка, ни тени.
— Жалко топтать его, — вздохнул Мишель. Он даже не замечал, как продрог.
В конце галереи Валуа юноша обнаружил ярко освещенный цветочный магазин. Он поспешил зайти туда и очутился в настоящем зимнем саду. Редкие растения, зеленеющие кустарники, букеты свежераспустившихся цветов, чего там только не было.
Внешний вид горемыки настораживал: директор заведения не мог понять, что делает здесь, в богатом цветнике, так бедно одетый молодой человек. Контраст был вопиющим, и Мишель сразу его почувствовал.
— Что вам угодно? — спросил недружелюбный голос.
— Сколько вы можете дать мне цветов на двадцать солей?
— На двадцать солей? — вскричал торговец тоном высшего презрения. — В декабре месяце!
— Хотя бы один цветок, — промолвил Мишель.
— Ладно, подадим ему милостыню! — сказал себе торговец.
И он протянул молодому человеку букет полуувядших фиалок. Но двадцать солей взял.
Мишель вышел. Потратив последние деньги, он испытывал странное чувство, полное иронии по отношению к самому себе.
— Вот я и без единого соля, — воскликнул он, улыбаясь одними губами, в то время как взгляд его оставался суровым. — Ладно! Зато моя маленькая Люси будет довольна. Какой красивый букет!
Он подносил к лицу горстку завядших цветов и упивался их отсутствующим ароматом.
— Она будет так счастлива — фиалки посреди жестокой зимы! Вперед!
Юноша добрался до набережной, пересек Сену по Королевскому мосту, углубился в квартал Инвалидов и Военного училища (этот квартал свое название сохранил) и спустя два часа после того, как покинул улицу Приют красавиц, оказался на Печной.
Сердце его билось учащенно, он не ощущал ни холода, ни усталости.
— Я уверен, она ждет меня! Уже так давно мы не виделись!
Тут вдруг Мишеля коснулось сомнение:
— Не могу же я все-таки прийти в момент, когда они обедают, это было бы неприличным! Им пришлось бы меня приглашать! Который сейчас час?
— Восемь часов, — ответила церковь Святого Николая, чей шпиц четко рисовался на фоне чистого неба.
— О, — продолжал размышлять юноша, — в этот час все уже отобедали!
Он направился к дому № 49, тихонько постучал в дверь: он хотел сделать сюрприз.
Дверь отворилась. В момент, когда Мишель бросился вверх по лестнице, его окликнул консьерж.
— Куда это вы направились? — спросил он юношу, меряя того глазами с ног до головы.
— К месье Ришло.
— Его здесь нет.
— То есть как его здесь нет?
— Его здесь больше нет, если вам так больше нравится.
— Месье Ришло здесь больше не живет?
— Нет, уехал!
— Уехал?
— Выставлен за дверь!
— За дверь? — вскричал Мишель.
— Он был из тех типов, у которых отродясь не бывает в кармане и соля, когда приходит момент платежа. У него описали имущество.
— Описали имущество, — повторял Мишель, дрожа с ног до головы.
— Описали имущество и выгнали.
— Куда? — спросил юноша.
— Понятия не имею, — ответил государственный чиновник, принадлежавший, учитывая квартал, лишь к девятому классу.
