— Лив, дорогая, — остановил ее доктор Ферейра. — Я уезжаю, но не могу покинуть этот дом, не выразив вам еще раз своей благодарности. Сеньору Жоао повезло, что вы о нем заботились, и он это знал. И хотя сегодня грустный день, он бы оценил то, что вы сделали. Упокой Господи его душу, вы стали его гордостью.
Лив улыбнулась ему. Он, конечно, выпил лишнего, но зато говорил искренне.
— Спасибо. И спасибо за то, что пришли.
— Это вам спасибо. Кстати, я старею и мне становится тяжело везти на себе практику. Позднее нам с вами надо поговорить. Мне нужен партнер, кто-нибудь помоложе. Вы с феноменальной скоростью овладели португальским под руководством сеньора Жоао, так что вряд ли у вас возникнут проблемы с языком. Поразмыслите о моем предложении.
— Непременно, — заверила старика польщенная Лив и распрощалась с ним.
Гости начали медленно расходиться. Лив мельком увидела Мартина, но тот избегал смотреть ей в глаза. Его лицо было непроницаемой маской, которую большинство гостей принимало за горестное выражение, но Лив не была в этом уверена. Ее собственный гнев немного поостыл, и чем больше она размышляла об откровениях Сержиу, тем сильнее разгорался в ее душе огонек надежды. Если они с Мартином выяснят отношения, то, возможно, удастся спасти их брак. Но тут она увидела, как муж прощается с Сусаной, и обругала себя за наивность. Ничего ведь не изменилось. Лив следила, как Мартин расцеловал красотку в обе щеки, а потом выпрямился и огляделся. Их взгляды встретились, и Мартин направился к жене. Она наблюдала за ним с тупой болью в сердце.
— Лив. — Он взял ее за локоть. — Пора прощаться с гостями.
— Ты хочешь сказать: теперь, когда твоя пассия Сусана удалилась, — саркастически протянула Лив, стряхивая его руку.
Глаза Мартина сузились при взгляде на ее сердитое лицо.
— Сусана не моя пассия и никогда ею не была, я тебе об этом уже говорил, — натянуто произнес он. — А теперь, сделай милость, возьми меня под руку и хотя бы в память о деде веди себя как моя жена, пока гости не разойдутся.
При такой постановке вопроса отказаться Лив не могла. Она послушно встала рядом с Мартином в холле, остро ощущая близость гибкого тела и прикосновение его руки к своему локтю, и стояла так, пока не ушел последний гость. Потом резко отстранилась и повернулась лицом к Мартину, чтобы задать вопрос, не дававший ей покоя в течение последних двух часов.
— Что с Сержиу?
— Он уехал, и это больше тебя не касается, — с каменным лицом отозвался Мартин.
— Ясно. И это все, что ты мне хочешь сказать? — спросила Лив. И только тут заметила, что его руки сжаты в кулаки и притиснуты к бокам. На одной руке костяшки пальцев побелели, зато на другой они были кроваво-красного цвета. — Ты что, ударил его?
— Нет, я разбил руку о стену, — сухо сказал Мартин и, не глядя на нее, прибавил: — А теперь извини. День был тяжелым, а мне еще надо кое-что сделать. — Едва не сбив Лив с ног, он бросился прочь из холла, влетел в кабинет и захлопнул дверь.
Лив молча проводила его взглядом. Теперь он знает правду, знает, что Сержиу солгал им обоим, и все же ушел от нее. Ему все равно. Он никогда не любил ее. Надо смириться, твердо сказала себе Лив. Мартину она не нужна, страсть уже отгорела. За три недели он ни разу к ней не прикоснулся. Большую часть времени он отсутствовал, появляясь лишь вечером, чтобы посидеть с дедом, да и то выходил всякий раз, стоило Лив войти к больному. Она снова вспомнила его теплое прощание с Сусаной. Впрочем, какая разница, с кем он проводит время: с этой красоткой или со своей любовницей? Мартин обещал хранить ей верность, но не сдержал слова. Лив смахнула навернувшиеся на глаза слезы и оглядела опустевший холл. Конец целой эпохи, подумалось ей. Нет больше сеньора Жоао. И, видимо, нет больше Оливин Родригеш Андраде. Ей ужасно захотелось снова стать доктором Робертс и стереть из памяти последние несколько месяцев. Однако все не так просто. Чего стоит обещание, данное умирающему? И может ли одно нарушенное обещание оправдать нарушение другого?
Глубоко растревоженная, Лив вошла в кухню. Родригу уже собирался уйти к себе в комнату и сделал попытку улыбнуться Лив в ответ на пожелание спокойной ночи, но его лицо лишь исказилось от горя. Лив присела на стул с жесткой спинкой и опустила голову на руки. Она была так измучена физически и душевно, что боялась не добраться до постели. А уж сил на то, чтобы бросить вызов мужу, у нее не было и подавно. Она не имела ни малейшего представления, как долго просидела на кухне, но в конце концов с тяжелым вздохом поднялась и, утерев последние слезинки, направилась в холл.
И тут до нее донесся странный звук. Он напоминал стон смертельно раненного животного, а потом послышался звон, словно разбился стакан. Звуки раздавались из кабинета. Не дав себе времени на раздумье, Лив пересекла холл и открыла дверь.
Мартин скорчился на черном кожаном диване, закрыв голову руками, его широкие плечи безудержно тряслись. На полу валялся скомканный пиджак и галстук, а рядом — разбитая бутылка в лужице янтарной жидкости. В воздухе витал запах бренди, а на столике перед диваном стоял пустой стакан.
— Мартин, — прошептала Лив.
Его железное самообладание все-таки дало сбой. Исполненная сочувствия, Лив бросилась к дивану, села рядом с Мартином и ласково обняла его за плечи.
Он поднял голову и устремил на нее взгляд карих глаз.
— Лив, ты еще здесь? Неужели эта пытка никогда не кончится? — простонал он, дрожащими пальцами проводя по спутанным светлым волосам.
— Тсс, я все понимаю. Поплачь, твой дед был прекрасным человеком, — успокаивающе шепнула Лив. Она всем сердцем сочувствовала этому сильному и обычно столь неуязвимому мужчине, которого так подкосила смерть деда.
Мартин поднял голову и отвел от лица жены выбившуюся из прически прядь.
— Твоя доброта меня просто убивает, — хрипло сказал он и, взяв Лив за подбородок, притянул ее лицо к себе. — Я не могу тебе лгать. Меня мучает вовсе не смерть деда. Ты — моя мука. Ты еще можешь жалеть меня, после того как я с тобой обошелся! Ты должна меня ненавидеть.
— Я врач и умею думать о людях. — Лив старалась говорить беспечным тоном, но эмоции душили ее, голос срывался. — И я так и не смогла тебя возненавидеть. — Больше она сказать не осмелилась, рискуя выдать свои чувства.
Мартин вздохнул и посмотрел на нее долгим взглядом. В воздухе сгустилось напряжение. Он сжал подбородок Лив.
— Но сможешь ли ты когда-нибудь научиться любить меня? — хрипло спросил Мартин. Лив так и застыла, потрясенная страхом и тоскливым одиночеством, мелькнувшим в его глазах, ведь те же чувства терзали и ее. — Нет, конечно, — воскликнул Мартин, вскакивая. — Я не имею права даже просить об этом, я потерял его, поверив всей той гадости, которую наплел мне Сержиу, — с горечью продолжал он. — И тем, что шантажом заставил тебя выйти за меня замуж. Господи! Я поражаюсь, что ты еще здесь. Я был уверен, что ты уедешь в ту же минуту, как разъедутся гости. Поэтому-то и заперся в кабинете, хотел надраться, чтобы не видеть, как ты уходишь. — Его губы искривились в печальной усмешке. — Но даже этого не смог сделать — уронил бутылку.
