Несколькими часами спустя, два армейских вертолета сквозь пургу и непогоду пробились к брошенному зековскому лагерю. Еще с высоты взорам открылась впечатляющая картина: на необозримом белом пространстве, уходящем к горизонту, черным пятном выделялся полусгоревший остов морга с устремленными вверх обугленными бревнами, рядом находился изуродованный «Кировец», с тянущимся из кабины голубоватым, пахнущим гарью, дымком.
Из-за пожара и взрыва трактора никаких особых следов опергруппе обнаружить не удалось.
— Вот и не стало морга на колесах, считайте, единственного по всей матушке-России. — Участковый Андреев той же цифровой фотокамерой сделал около десятка снимков. — И Бегунок с Михеевым куда-то пропали, — добавил он в раздумье после того, как они с криминалистом осмотрели все, что осталось от сгоревшей избушки на полозьях.
— Морг, он морг и есть, — заметил коренастый, с ежиком темных густых волос судмедэксперт Владимир Андросов из Магадана. — Ведь если это слово о четырех всего буквах прочесть наоборот, что получится — гром! То-то и оно… Миром иногда правят символы, — философски добавил он, в душе радуясь, что ожидаемых трупов не оказалось.
Но вопреки его надеждам, вскоре, метрах в тридцати от входа в шахту, обнаружился полузанесенный снегом, окровавленный труп женщины. Его погрузили в вертолет, и впоследствии Андросов насчитал в различных местах тела, опознанной участковым Белошеевой, пятнадцать пулевых отверстий, оставшихся после выстрелов короткими очередями из двух автоматов Калашникова.
Еврейский табор
Произошло это в одном из российских городов. Сознательно не буду называть его, замечу, однако, что град сей находится неподалеку от столицы, весьма древен, любим и знаменит. В нем есть все, что положено иметь среднему по размерам областному центру, в том числе филармония и несколько гостиниц. Волей местных архитекторов, довольно большой отель с призывно-утренним названием «Заря», оказался рядом с филармонией, точнее, напротив, через дорогу, что и сыграло главную роль в последующих событиях.
Поскольку «Заря» соседствовала с филармонией, большинство гастролеров, приезжающих в древний город, останавливались именно в этой гостинице. Безусловно, очень удобно: идти на собственный концерт, что дорогу перейти, и наоборот. И это, учтите, вне зависимости от возможных печальных обстоятельств — числа зрителей и количества проданных билетов.
Однако, ближе к делу. В погожие летние дни июля, заехал в этот город весьма популярный цыганский ансамбль, остановившийся в упомянутом отеле и концертировавший через дорогу, в столь удачливо и счастливо расположенной филармонии.
После бурного с аплодисментами песенно-танцевального шоу актеры-цыгане, на глазах степенно расходящейся публики, живописно — в расписных рубашках, хромовых сапогах и длинных цветастых шалях, небольшим табором переходили дорогу. Переодевшись в номерах и обретя цивилизованный вид, они направлялись в ресторан при гостинице, где в зависимости от настроения и артистической наличности ужин мог быть кратким, как завтрак с чашкой кофе и булочкой, либо, наоборот, затянувшимся как прощальный банкет.
В тот день барометр уже с обеда склонялся в сторону банкета, ибо сразу после утренней репетиции состоялась приятная увертюра, с кассиром-администратором в главной роли.
Итак, вечер. Около десятка артистов за довольно-таки живописным столом, где меню каждому по себе, а шампанское вскладчину, купленное из уважения к искусству, без наценки в напротив расположенном гастрономе. Тосты, легкий шум с хоровым пением, хорошее настроение…
Рядом, за столиками, сдвинутыми в ряд, схожая картина: молодые бравые офицеры-танкисты отмечают присвоение очередного воинского звания своему товарищу, теперь уже старшему лейтенанту Диме Михееву, командиру боевой машины. Тосты, легкий шум с хоровым пением, хорошее настроение…
Казалось бы, расклад самый благоприятный и для артистов, и для танкистов. Поначалу, так оно и было. Но тут кто-то неосторожно сказал, что-то кому-то из противоположной дружеской компании. Может, сделал неудачный комплимент по поводу слабого профессионализма армейского хора или просто попросил закурить.
Большой шум. Стулья. Бутылки. Легкий бокс, переходящий в драку. Милиция. Изолятор временного содержания. Руководитель ансамбля. Командир полка.
Утром: синяки, шишки, ссадины, переломы у артистов и танкистов. Счет им: один-один (артистический нос и офицерское ребро)… Еще головная боль в квадрате у всех вчерашних присутствующих, военная прокуратура, судебно-медицинская экспертиза.
Офицеров освидетельствуют в одном номере, артистов-цыган — в другом, изолированном и этажом ниже. Судебно-медицинский эксперт Лев Наумович Шапиро, средних лет мужчина, с усталым после ночного дежурства лицом, приглашает на осмотр первого артиста.
Перед врачом чистый лист бумаги, авторучка, схемы человеческого тела, несколько цветных карандашей. Сейчас он будет рисовать на схемах: синяки — синим, ссадины — красным, раны — черным, переломы, каким-то иным цветом, кажется, коричневым. Так быстро и удобно, нечто вроде травматологического конвейера, но прежде эксперт спрашивает у свидетельствуемого фамилию, имя, отчество.
— Лифшиц Михаил Аронович.
— Профессия?
— Скрипач.
— Адрес?
— Город Москва… Далее адрес, который нам ни к чему.
Лев Наумович внимательно осматривает черноволосого Михаила Ароновича, старательно зарисовывая живописные подробности его нового лица.
Следующим оказывается невысокий цыган, почему-то блондинистого типа, с перевязанным лбом. По возрасту артист не первой молодости, на вид ему уже за сорок.
Эксперт продолжает допрос: — Фамилия, имя, отчество…
— Бергинер Семен Исакович.
— Профессия?
— Скрипач.
— Адрес?
— Город Москва и так далее…
Лев Наумович снимает повязку со лба, одевает очки, старательно отмечая цветами на схеме все необходимое. Сличив фотографию на паспорте и не забыв взглянуть на пятую графу, со вздохом отпускает Бергинера.
Третьим цыганом оказывается Эммануил Борисович Коган, тоже скрипач и с той же паспортной графой, а четвертым, однофамилец самого судмедэксперта — Шапиро Марк Захарович, играющий на ударных, коренной петербуржец. Он — чемпион по травмам из всего ансамбля, приобрел свежий опухший перелом костей носа со смещением.
Вот этого-то ударника, заинтересованный доктор, осмотрев его еще более сильно, в сравнении с генетикой, увеличенный нос, и спрашивает: — Что-то я не пойму, земляк, какой это у вас ансамбль? В действительности — цыганский или чисто еврейский? Вы, случаем, не из Израиля к нам заехали?
— Ага, так вы тоже, невроко, из Питера — оживился ударник. — Тогда понятно, почему вы антисемит.
— Был там однажды, — нервно усмехнулся доктор. — Я тоже Аид (еврей, в переводе), как и у вас — Шапиро моя фамилия.
