— А он часто приезжал? — мягко спросил Норман.
— Первый раз, когда мне было четыре года, а потом наведывался, когда я была уже подростком. Мама носилась по квартире, как ветер, наводя чистоту и порядок. Примеряла нам обеим платья, выдумывала прически. И я была очень мила. Он поцеловал меня, а потом качал на коленях. Но конфеты, которые он мне дал, оказали непредвиденное действие на мой организм, меня стошнило прямо на его белоснежные брюки!
Норман сочувственно потрепал Дженни по плечу.
— Он был в ярости?
— Просто взбесился. Стряхнул меня с колен, как котенка. Но хуже всего то, что я испортила маме праздник. Отец умудрялся сделать так, что мы все время чувствовали себя виноватыми. Как хорошо, что у нас все по-другому! — Дженнифер признательно посмотрела на Нормана. — Благодаря тебе. Мы с тобой счастливы. У нас есть то, чего нет у многих людей. Мы можем быть великодушными. Не надо больше преследовать его, ладно?
— Обещаю тебе, — пробормотал Норман, водя подбородком по ее волосам, — если он останется с твоей матерью и будет относиться к ней с должным уважением, я не буду требовать возвращения займа и не нашлю на него таможенников. Но он висит на волоске. Однако я не буду его трогать. Довольна?
— Да, — с чувством сказала Дженни, — спасибо тебе, Норман.
Он тихо вздохнул и поцеловал ее в лоб.
— Вон ловится наш ужин, — сказал он, вглядываясь в далекий силуэт маленькой лодки на ослепительно сверкающей водной глади. — Я думаю, не пора ли нам уже переодеваться к столу? — закончил он странно дрогнувшим голосом.
— Но… у нас еще целых три часа… — удивилась Дженни и зажмурилась от удовольствия, когда он, запрокинув ей голову, проложил нежную дорожку поцелуев от ямки на шее до подбородка. — Да, — прошептала она еле слышно, поняв теперь, что он имеет в виду. — Трех часов нам будет достаточно…
Не дожидаясь, пока она скажет еще что-нибудь, Норман подхватил ее на руки и понес в большую спальню, которую они еще ни разу не делили вместе.
— Не бойся, — нежно сказал он ей на ухо.
— Я не боюсь, — пробормотала Дженни. — Я люблю тебя.
Она полностью доверилась его мягким движениям, испытывая, в свою очередь, огромное наслаждение от прикосновений к совершенному мужскому телу. Терпеливо и бережно, преодолевая ее скованность и застенчивость, Норман вел ее по пути чувственных открытий, пока Дженни по страстности и силе желания не сравнялась с ним. Вся она целиком, ее сердце, ее душа принадлежали ему. Его любовь, весь его внутренний мир принадлежали ей. Каким бы необыкновенно острым ни было впечатление от физической близости, оно не могло сравниться по полноте ощущений с этим наполнившим все ее существо сознанием духовного обладания.
Потом Они лежали, прижавшись друг к другу, на необъятной старинной кровати, сохранившейся, наверное, еще с колониальных времен, и лениво наблюдали, как шевелится от теплого ветра край белой занавески. Им не нужны были слова. Дженни и так знала, что они будут счастливы.
Снаружи донеслись голоса. Рыбаки вернулись с лагуны и перебрасывались шутками с Норой, женщиной, которая приходила готовить им замечательную еду с местными экзотическими приправами. Дженнифер высвободила ладонь из пальцев Нормана и закинула руку за голову.
— Осталась только одна ночь, — задумчиво проговорила она.
— Мы можем приехать сюда еще раз. Я буду изображать Робинзона, а ты — Пятницу. Или сразу все дни недели. Это мой остров. Можем привезти сюда твою мать, — сонно пробормотал он, поворачиваясь к ней и прижимая к себе желанное тело.
— Целый остров? — Дженни чуть не подскочила. — Нет, — она в изнеможении откинулась на подушки, — ты положительно решил добить меня.
— Все, больше не буду.
Дженнифер насторожилась. В его тоне была сухость, не располагающая к откровенности. Она собралась расспросить его поподробнее, но не успела. Норман рывком поднялся с кровати и стал торопливо одеваться. Дженни почувствовала себя неуютно, глядя на его напряженную спину.
— Норман! — позвала она.
Он повернулся и внимательно посмотрел на нее своими черными загадочными глазами.
— Нужно переодеться к ужину, — сказал он ровным голосом. — Я попросил Нору накрыть на берегу. Это наш последний вечер. Я заказал рыбу эль фреско. Будем есть, смотреть на звезды и на ночное море.
Дженни не хотелось портить очарование этого дня. Не хочет, пусть не говорит. Значит, у него есть причина умалчивать о чем-то. Потом расскажет, может быть, по дороге в Эдинбург. Между ними не должно быть секретов. Внезапно лицо ее потускнело. Дженни вспомнила, как Арабелла расписывала романтический обед с Норманом.
— Что-то не так? — спросил Норман, внимательно наблюдавший за ней.
— Мне почему-то пришло на память… — Она растерянно подняла на него зеленые, как море, глаза. — Обед при свечах. С серебряными приборами, хрустальными бокалами на столе красного дерева.
— А, это Арабелла устроила как-то такой обед. Чтобы поразить мое воображение, — сказал Норман, смущенно хихикнув. — А я, увидев все это, не смог удержаться от смеха. Арабелла обиделась. У нее осело суфле из сыра, и с досады то ли на него, то ли на меня она выбросила его в окно.
Дженни скупо улыбнулась.
— А мы можем зажечь свечи? — спросила она, предпочитая не продолжать дальше тему Арабеллы.
— Свечи? — произнес Норман с видимым облегчением. — Слепые музыканты были бы еще лучше.
Они занимались любовью прямо на берегу, под звездами, неистово, жадно. Дженни долго лежала потом на песке, раскинув руки, не в силах пошевелиться, утомленная бешеным любовным шквалом. И в самолете, по дороге в Эдинбург, они все никак не могли насладиться друг другом. Открыв для себя мир чувственных ощущений, Дженни удивлялась, насколько физическая близость делает любовь более насыщенной. Она лежала рядом, поглаживая его руку. Никогда она не думала, что возможно такое полное слияние одного человека с другим.
Норман сладко потянулся.
— Пойду переговорю с пилотом. Нужно уточнить программу полета.
— Не ходи, — лениво попросила Дженни.
— Я не задержусь.
Он чмокнул ее в нос и выскользнул из-под одеяла. Дженни уснула и проснулась от того, что он, сидя на кровати, яростно сбрасывал с себя одежду, нетерпеливо стремясь снова обладать ею. Она расслабленно следила за его движениями. Ее тело еще горело от предыдущих поцелуев. И вновь наступили минуты неизъяснимого блаженства.
— Норман, — сказала Дженнифер слабым голосом. — По-моему, ты сексуальный маньяк.
— Что, я был груб, дорогая? — тревожно спросил он. — Но я все время так хочу тебя.
— Я заметила, — смущенно улыбнулась она и нежно поцеловала золотистую кожу его груди. Однако Норман продолжал лежать, по-прежнему напряженно вытянувшись, и никак не ответил на ее ласку. Озадаченная, Дженни подняла голову и посмотрела ему в лицо. — Все в порядке? — спросила она. — Ты похож сейчас на тигра, изготовившегося к прыжку.