– Леди, вы так в этом уверены?
Стрела была пущена наугад, но, похоже, попала в цель. Матильда отпрянула, и он услышал, как она со свистом втянула в себя воздух. Рауль отправился в отведенные ему апартаменты, дивясь леди и страшась за нее.
Немного поостыв, Монтгомери уразумел: то, что они выслушали, ни в коем случае не предназначено для ушей герцога. Он согласился хранить молчание, но всю обратную дорогу в Э кипел негодованием и возмущался по поводу нанесенного им оскорбления. Первой, кого увидел Рауль, была Мабель, супруга Монтгомери, и он едва не выругался от досады. Несмотря на молодость, эта особа, дочь и наследница Тальваса, отправленного в изгнание лорда и властителя Беллема, уже составила себе имя в качестве завзятой интриганки и сплетницы. Рауль ничуть не сомневался, что она непременно заставит беднягу Монтгомери выложить все новости, которые интересуют ее.
Герцог принял своих посланников вполне официально. Рауль передал ему дипломатичный ответ Болдуина, но, как ни вглядывался он в лицо герцога, так и не смог ничего прочесть по его выражению. Несколько мгновений Вильгельм молчал, однако потом, подняв глаза на своих посланников, осведомился:
– Что сказала леди Матильда?
Рожер де Монтгомери занервничал и принялся переминаться с ноги на ногу. Рауль же невозмутимо ответил:
– Она просила меня передать вам, монсеньор, что до сих пор находится под надежной защитой.
Вильгельм коротко рассмеялся.
– Ха! Какие храбрые слова! – Но затем, нахмурившись, уставился на свои сжатые кулаки. – Итак, – задумчиво протянул он. – Итак! – Подняв голову, он быстро распрощался со своими посланцами.
Рауль удалился в сопровождении Жильбера Дюфаи; Рожер, все еще пребывавший в растерянности, отправился на поиски супруги.
Невозможно было понять, чего добивалась Мабель, играя взятую на себя роль. Те, кто ненавидел ее – а таких было множество, – уверяли, что она попросту одержима дьяволом. Но, как бы там ни было, женщина действительно выудила-таки у Монтгомери всю историю и, не теряя времени, воспользовалась ею по своему разумению.
За ужином Мабель уселась рядом с герцогом. Они обменялись несколькими ничего не значащими словами; когда же пиршество близилось к концу и вино умиротворило собравшихся, развязав им языки, женщина, преданно глядя на Вильгельма, поздравила его с тем, что он пребывает в хорошем настроении.
– Почему оно должно быть у меня плохим, леди? – удивился тот.
Мабель обладала медовым, слащавым голоском. Подавшись к герцогу, она проникновенно заявила:
– Монсеньор, кто она такая, эта жестокая красавица, которой так нелегко угодить?
Вильгельм грозно нахмурился, но ответил достаточно сдержанно и вежливо. Мабель провела рукой по подлокотнику его кресла; медленно подняв на него глаза, она прошептала:
– Монсеньор, вы снесли оскорбление от нее с истинно королевским величием. – Пальцы женщины коснулись его рукава, губы ее дрожали, взор затуманился; глядя на нее, можно было поклясться, что Мабель – воплощенная забота и нежность. – Ах, как она посмела? – Сплетница вскинула было голову, словно в порыве негодования, но сразу же уронила ее. – Прошу прощения, монсеньор! Это говорит моя преданность вам.
Сидевший напротив Монтгомери облизнул языком мгновенно пересохшие губы. Он метнул умоляющий взгляд на Рауля, но тот был далеко и ничего не слышал.
Вильгельм со звоном опустил свой кубок на стол.
– Кровь Христова, мадам, что это значит? – спросил он.
Мабель притворилась смущенной.
– Прошу простить меня, монсеньор! Я и так сказала слишком много, – запинаясь, пробормотала она и метнула испуганный взгляд на своего супруга, который уже сидел как на иголках, предчувствуя неладное.
Герцог заметил этот взгляд, на что и был сделан расчет.
– Клянусь Богом, вы сказали слишком много или слишком мало! – заявил он и уставился на Монтгомери. В глазах Вильгельма явственно читалась угроза, но более он ничего не добавил, а потом и вовсе перенес все внимание на графа д’Э. Спустя некоторое время герцог встал и вышел из-за стола, явно пребывая в хорошем настроении, но если Монтгомери надеялся, что его мучения на том и закончились, то вскоре выяснилось – он ошибался. Паж принес ему повеление прибыть к герцогу в его апартаменты; Монтгомери ушел, на прощание метнув укоряющий взгляд на супругу. А та улыбалась, вполне довольная собой, сущий дьявол с ангельским личиком, как с горечью подумал он про себя.
Монтгомери застал Вильгельма одного, расхаживающим по своей спальне. Герцог поманил его пальцем.
– Входи же, мой честный посланец, входи же! Что же такого ты рассказал своей леди, утаив от меня?
Монтгомери пустился в многословные объяснения, сбился и стал умолять герцога послать за Раулем де Харкортом, чтобы тот и поведал ему правду.
Герцог грохнул кулаком по столу.
– Будь я проклят, Монтгомери, я тебя спрашиваю!
Несчастный Монтгомери пролепетал:
– Монсеньор, леди Матильда сказала не подумав, как всегда бывает с женщинами. Ответ мы получили от его милости графа, о чем и доложили вашей светлости.
– Монтгомери, говори! – От звуков голоса герцога Монтгомери вздрогнул.
– Монсеньор, при всем уважения, я был всего лишь спутником шевалье де Харкорта. Именно от него вы и должны узнать о том, что случилось в Лилле. – Встретив бешеный взгляд герцога, он окончательно смешался и поспешно добавил: – Монсеньор, если мы поступили дурно, утаив от вас слова леди Матильды, то сделали это из любви к вашей светлости, а еще потому, что сочли – они не были предназначены для вашего слуха.
– Клянусь Иисусом Христом и его Матерью, Монтгомери, ты поступил очень дурно, когда рассказал своей жене то, что не осмеливаешься повторить мне, – зловещим тоном проговорил герцог.
Против этого возразить бедняге было нечего. Выпрямившись, он со всем достоинством, на которое еще был способен, заявил:
– Я в вашей власти, монсеньор. Полагаюсь на вашу милость.
Герцог ответил:
– Выкладывай, и безо всяких уверток.
– Монсеньор, леди Матильда сказала, что повинуется отцу во всем, но при этом умоляла его: если он намерен вновь выдать ее замуж, то жених должен… он… Монсеньор, леди Матильда отозвалась о вашем рождении в выражениях, которые я не осмелюсь повторить.
– Думаю, лучше тебе повторить их, Монтгомери, – проговорил герцог лишенным всякого выражения голосом, что напоминал затишье перед бурей.
Глядя себе под ноги, Монтгомери пролепетал:
– Леди Матильда попросила своего отца не выдавать ее замуж за того, кто не был рожден в законном браке, монсеньор.
– Ха! Надо же! И это все?
В Монтгомери вновь вспыхнуло давешнее негодование.
