За сантехником пожаловал бывший муж — Бережков. Собственной персоной. Фишка. Я глаза протерла. Обычно этот «на гитаре игрец» раз в три месяца приходит. Жалуется на нелепую жизнь и даже оставляет какие-то там алименты (мы их потом с Варюшей в «Баскин Роббинс» проедаем). А тут вдруг внепланово решил осчастливить. И повод, надо думать, подобрал.
— Это тебе, — выгрузил он из пакета кулечек с четырьмя апельсинками, потом подумал и добавил аналогичный — с яблоками.
А ведь он изменился, подумала я. Совсем не тот стал Бережков. Сутулистый, волосики вон выпадают, брюшко намечается. Одни глаза еще чего-то выражают. Так и норовят меня потрогать. Как хорошо, что я с него соскочила.
— А чего вдруг? Мы уже в больнице? — Я еще глубже закуталась в плед. На Востоке, между прочим, прикосновение к женщине под паранджой равняется изнасилованию.
— Говорят, ты подверглась массированной атаке? — скромно потупился Бережков.
Я вздрогнула. Откуда информация, уважаемый?
Я молчала.
— На выставке в «Сибэкспо» сегодня утром встретил Романа, твоего соседа по даче… забыл его фамилию. Помнишь его?
— Отчетливо, — похолодела я.
— Он там фирму «Ришелье» окучивал — что-то по поставкам селеронов без НДС. Пробивной, я смотрю, мужик… Ты его когда в последний раз видела?
— Неважно, — прошептала я. — Что он сказал?
От Ромки Красноперова любой подляны ожидать можно… А вдруг они не случайно там встретились? — подумала я с испугом. Уж больно маловероятен этот случай. Не продолжает ли он наши дачные запутанные игры?
— Он сказал, что ты попала в затруднительную криминальную историю. Якобы несколько раз подвергалась нападению и лишь чудом осталась жива… Это правда, Лида?
Интересно девки пляшут. Если так и пойдет, по цепной реакции, скоро весь город будет приблизительно в курсе.
— Это правда, Бережков, — вздохнула я. — Но неприятности остались позади. Впереди у нас приятности… Не вздумай маме рассказать.
— Хорошо, хорошо, — пообещал он, — могила. Я могу тебе чем-то помочь?
Я нарочно притуманила глаза. Пусть думает, что совсем неживая. Его лицо становилось угрюмым, расплывалось. Удивительно устроен человек. До поездки на дачу я относилась к нему по-божески, подчас даже сожалея, что позволила нам обоим совершить ошибку. А после дачи — как отрезало. Ничего, кроме раздражения. Где была я много лет назад? Разве мог рожденный Раком принести счастье такому противоречивому Тельцу, как я?.. Он что-то продолжал бухтеть, вроде как предлагал свои услуги, сочувствовал, а я усиленно притворялась засыпающей. И до того допритворялась, что уснула. А когда проснулась, Бережкова и след простыл. Варюша была дома, часы показывали практически вечер.
Замечательно прошел день. Не заявись под чаепитие Верест, его смело молено было бы отнести к полной пропаже. Я как чувствовала, метнулась открывать дверь… и застыла на пороге, охваченная ветром перемен. Знакомая блажь саданула в голову, закружила. Как он был хорош! Светлый плащ, песочный галстук, слева конфеты, справа цветы…
— Я без шампанского, — сказал он гордо. — Извини, шел на чай.
— Ничего страшного, — прошептала я, бледнея и погибая на глазах. — Спасибо, что дошел…
— Я не мог не дойти, — он тоже как-то пятнами побледнел, шагнул и прижал меня к себе. — Я не узнал еще от тебя самого главного…
— Которого? — Я подставила губы… и куда-то поплыла — волнообразно и мягко.
— О самой большой кастрюле в мире…
— Ты не узнаешь, пока сам не догадаешься…
— Но я туп до крайности… Как я могу догадаться?
— Кхе-кхе, — вдруг покашляли из глубин коридора. Мы неохотно оторвались друг от друга.
Варюша и мамуля стояли на одной линии, как бы у барьера, и, дружно набычась, взирали на эту эротичную сценку.
— Сейчас произойдет форс-мажор, — прошептала я.
— Кто-то собирался пить чай? — с прохладцей заметила мамуля.
Спасибо ей огромное за эту прохладцу. Она куда приятнее, чем вечная мерзлота.
Представленный, по скудости моей фантазии, работником МЧС, он был политкорректен с мамой и по-свойски общителен с Варюшей. Рассказал три пристойных анекдотца — про легендарного комдива, покойного иорданца со сказочной фамилией и затертого саудовского миллиардера. Подробно обсудил с мамой особенности национального возделывания бахчевых, — в частности, крошечных сибирских дынь в теплицах, а с Варюшей — шансы на приезд в наш славный город Наталии Орейро со своей мыльной свитой.
На конфеты особо не налегал, подталкивал маме, блистал дозированным остроумием, высшим образованием — словом, производил впечатление сносной (для меня) пары. Варюша была в восторге, мама снисходительно поддакивала. Все шло нормально.
Исчерпав тему бахчевых, Верест взглянул на часы:
— Извините, Наталья Андреевна, но мне пора. Прекрасный вечер. Отличные печенюшки. Я сразу понял, что хозяйка вы золотая. — Мама насторожилась, где-то она уже слышала эту фразу. — Я зайду на днях?
— Будем ждать, — улыбнулась мама.
— И фишек с Наташей Орейро захватите, — сказала Варюша, немедленно получив затрещину.
Я промолчала. Печенюшки, между прочим, испекла я. А мама умеет только осетрину резать.
— А вы знаете, у меня есть предложение, — с улыбкой произнес Верест. — Не могла бы Лидия Сергеевна проводить меня до остановки?.. — Выдержал паузу: — А поскольку уже поздно и на улице темно, я тут же провожу ее обратно?
— А смысл? — не поняла Варюша.
— Я сейчас оденусь, — сказала я.
— Конечно, Олег Леонидович, — согласилась мама. — В противном случае мне будет жаль свою дочь: она весь вечер не сводит с вас глаз.
Глава 2
Выйдя на улицу, он взял меня за плечи, превратившись в прямую и явную угрозу.
— Поедем в гостиницу?.. Не раздумывая — сразу…
— Вот так так… — прошептала я, вглядываясь в его напряженное лицо, освещенное фонарем. — В нумера, значит, Олег Леонидович? А с какой, собственно, стати?
— Ты нужна мне, — прошептал он, поднимая мою голову за подбородок. — Я весь день размышлял о нас с тобой, не работал ни хрена — и пришел к единственному решению: ты мне нужна!… Влип я с тобой, Лида… Поедем? Здесь недалеко, номера сдаются почасно, а гостиница так и называется — «Гостиница»…
Ах, гостиница моя, ты гостиница…
— Подожди… — Я слабо сопротивлялась, уже охваченная жаром предчувствия. — Куда я поеду? В таком виде… У тебя же семья, Олег! И у меня семья — извини, у меня нет дублерши, чтобы вернуться к маме и пожелать ей спокойной ночи…
— Ерунда, мы на три часа, позвоним маме из номера, у тебя прекрасная мама. В двенадцать будешь дома… — Он уже тянул меня к перекрестку, где стояли светофор и урна, заголосовал рукой («Это урна для голосования», — мелькнуло в плавящихся мозгах).
