Торстен приказал команде направить лодку прямо на скат.
— А ну подналяжем! — кричал он. — Вперед!
Те, что стояли в воде, опустились на колени (река доходила им теперь до горла), и судно Рыжего Оттара проскользило по их валику к следующему, а потом еще к одному.
И тут же рабочие принялись привязывать канаты к носу и планширам корабля — один из них заарканил своей веревкой форштевень. Пока лодка была еще в воде, некий мужчина зацепился за борт и стал подтягиваться. Михран, уже стоявший на корме, протянул ему руку.
— Их старшина, — объявил он Рыжему Оттару. — Трувор.
— Трувор? — переспросил тот.
— Так его зовут.
Сольвейг в изумлении смотрела на него. Он был обнажен до пояса, и грудь его, плечи и руки усыпали татуировки. На левом предплечье красовался дракон, на плече — огромная звезда, на ребрах…
Девушка попыталась разглядеть рисунок, и Трувор рассмеялся. Он повернулся к Михрану и что-то проговорил.
— Ты хочешь? — спросил проводник у Сольвейг. — Он говорит, ты хочешь?
— Хочешь что?
— Его!
— Его?!
— Нет, нет! — замахал Михран руками. — Как у него.
Он жестами попросил Трувора повернуться, и Сольвейг увидела, что на спине его широко раскинуло ветви огромное дерево.
— Каждый рисунок, чтобы исцелить, — сказал Михран. — Сломанная рука, сломанное плечо, сломанное ребро… Трувор говорит, что у него семнадцать татуировок.
Пока перечисляли его раны, старшина словно светился от гордости. Он рассмеялся и ударил себя в грудь.
— У него не разбито только сердце, — с ослепительной улыбкой объяснил Михран. — Трувор говорит, его жена — молот и иглы.
— О да, — отозвался Рыжий Оттар. — Наши пращуры тоже украшали себя татуировками в честь ранений и недугов.
— Что он имеет в виду? — спросила Сольвейг. — Молот и иглы…
— Так делают татуировки, — рассказал Оттар. — Можешь спросить Одиндису, она знает.
Сольвейг вздрогнула.
— Но… — начала было она.
— Достаточно, — оборвал ее шкипер. — Мы сюда не о татуировках пришли говорить. Я полагаю, Трувор хочет поговорить об оплате.
Рыжий Оттар предполагал правильно. Но, хотя он и отослал Сольвейг, до нее доносились обрывки спора, и затем шкипер сказал:
— Ну что ж, так или иначе, вы провезли меня по своим валикам. Выбора мне не остается, а?
Как только Рыжий Оттар с Трувором ударили по рукам, Торстен отвязал Вигота (тот вел себя уже значительно спокойнее), и все высадились на берег. По одному они спрыгнули с носа на деревянный настил и взялись за работу. Команда помогала стоявшим на берегу, подталкивая лодку и дергая за канаты до тех пор, пока из взбаламученной реки не показался корпус. С него капала вода, и он был сплошь покрыт комками и лентами водорослей. Кое-где бока его украшали раковины моллюсков.
«Как странно выглядит наш корабль, — подумала Сольвейг. — Будто его раздели».
— Теперь мы подождем, — объявил Рыжий Оттар. — Моему бедному судну надо обсохнуть, иначе нам будет слишком тяжело его тащить.
— И даже в этом случае, — добавил Торстен, — возможно, нам придется разгрузить товары и нести их на себе.
Шкипер повернулся к Виготу:
— А что до тебя… Бруни, привяжи его к тому дереву, да покрепче, чтобы он не смог распутать узлов. Нам нужно быть с ним очень осторожными.
Вечером Оттар попросил Бергдис выдать каждому вдвое больше еды, чем обычно. Силы еще пригодятся всем, когда настанет время для изнурительных трудов. Все, за исключением Вигота, устроились спать на палубе. Юноша же дремал стоя — Бруни отвязал его от дерева вскоре после рассвета.
— Дай ему хлеба и воды, — приказал кузнецу Рыжий Оттар. — И приглядывайте за ним, ты и Слоти.
Вместе с командой работали двенадцать волочан. Они принялись толкать и тащить лодку от воды, вверх по топкой тропе. Как только судно съезжало с одного валика, двое тотчас поднимали его и несли обратно к носу.
Трудясь, волочане пели хором, раз за разом повторяя одни и те же строки; лишь после полудня они прекратили работу, дотащив корабль до вершины холма.
Там Трувор с товарищами подкрепились запасами, которые принесли с собой, а Рыжий Оттар и прочие уминали лосиные ребра, оставшиеся с прошлого вечера, и запивали их мутным элем.
Михран вытер рот и любовно накрутил кончики поникших усов на указательный палец.
— За нами, — поведал он, — все реки текут на север. И Гардарики — север! Но здесь… — проводник широко раскинул руки и улыбнулся, — здесь водораздел. Так можно сказать? Отсюда Гардарики — юг. Меняются деревья, меняются цветы, меняются плоды. Вы увидеть.
Вдоволь поев и напившись, многие отошли в лес, а затем все снова взялись за работу. Шестеро волочан прошли к корме и привязали канаты, которыми надлежало сдерживать лодку, а остальные продолжали переносить валики и класть их под судно, которое медленно, с треском двигалось вперед.
А спутники Рыжего Оттара тем временем встали у бортов — там, где располагались отверстия для весел, — и поддерживали плечами корпус, чтобы корабль не кренился во время спуска.
Поначалу Бард с Бритой прыгали вокруг и напевали вместе с рабочими, но затем Рыжий Оттар сказал, что они уже вполне взрослые и могут помогать остальным. Несколько раз они помогали перенести тяжелые сосновые валики от кормы к носу, шатаясь под их весом.
— Брита, ступай осторожней! — выкрикнула предостерегающе Одиндиса. — Ты уронишь его себе на ноги!
— Я уже приноровилась, — отозвалась девочка.
— И ты тоже, Бард! — позвал ее брата Слоти. — Тут очень слякотно.
Но всего через миг Брита, укладывая валик под нос судна, поскользнулась. Ноги ее поехали по грязи, и девочка упала прямо под надвигающийся киль.
Брита завизжала. Было так скользко, что ей никак не удавалось даже подняться на колени.
Девочка завопила снова, и Вигот, стоявший ближе остальных, сразу понял, что случилось. Волочане потянули за канаты назад, а он с криком ринулся вперед и прыгнул на Бриту. Он вдавил ее лицо и все крохотное тельце в вязкую грязь и загородил собой от корабля, который катился прямо на них.
Одиндиса взвыла. Трувор прокричал какие-то команды. Сначала волочане остановили лодку, а затем те, кто тянул, принялись толкать, а толкавшие потянули. Медленно, очень медленно, лодка откатилась назад.
Вигот лежал неподвижно. Его плечи были залиты кровью, и наружу проступали белые ребра.
Трувор с Сольвейг бережно подняли его, и в глазах девушки вскипели горячие слезы.
Слоти и Одиндиса бросились на колени и вытащили Бриту из грязи. Когда она, задыхаясь, с черным лицом, поднялась из грязи, Одиндиса зарыдала и обняла дочь.
