Привет, это Джудит. Буду в городе пару дней. Хочу пригласить тебя в бар, если ты не против. Прости за ту жуткую сцену, надеюсь, все ОК! Целую, Д.
Телефон тут же пиликнул в ответ.
Я из-за тебя работу потерял. Подумай об этом. Д.
Внезапно я снова очутилась в «Гштаде», как будто кто-то из девочек показал мне бессвязное и непонятное сообщение от бойфренда. Он написал «целую» или «обнимаю»? Это что-то значит? Зато я прекрасно знаю, что значит, когда в конце сообщения не пишут «целую». Это значит, что человек в ярости. С какой радости Руперт уволил Дейва?! Он же делал только то, что я ему сказала, не такое уж нарушение, чтобы из-за этого увольнять! Я тут же нажала кнопку «позвонить отправителю».
– Джудит, что тебе надо? – спросил он, и хотя было не очень хорошо слышно из-за работающего у них дома телевизора, отвращение в его голосе я прекрасно расслышала.
– Дейв, мне так жаль! Я понятия не имела! Я позвоню Руперту и скажу, что это я во всем виновата! Если бы я понимала, что ты рискуешь потерять работу, то никогда бы тебя об этом не попросила! Я же знаю, как много для тебя значит эта работа! Руперт не имел права увольнять тебя… – неуверенно закончила я.
– Не имел, но уволил.
– Дейв, прости меня…
– Не утруждайся, Джудит. У нас все будет в порядке, – сухо ответил он.
Я вспомнила о его жене, и совесть стала мучить меня еще сильнее, если такое, конечно, возможно.
– Дейв, я все улажу! Обещаю тебе, я все улажу! Может, поговорить с твоим другом Майком? Может быть, я…
– Перестань, Джудит! Займись лучше своей жизнью, в мою не лезь! – оборвал меня Дейв и бросил трубку.
Мне стало плохо, куда хуже, чем когда я обнаружила тело Джеймса. Я знала, сколько зарабатывают грузчики, ветеранская пенсия – тоже смешные деньги… В отчаянии я закрыла лицо руками. Из-за привычки совать нос не в свое дело я разрушила человеку жизнь! Как только вернусь в город, отдам ему половину всех своих денег! Но тут я вспомнила о кредите, аренде квартиры, о том, как купалась в море на Сардинии, о кисловатой сперме Джеймса на моих губах, о том, что я вчера провернула в Женеве, и поняла, что не смогу так поступить. Просто не смогу.
Часть третья
Взгляд снаружи
14
Наша вторая встреча произошла совершенно случайно. Я собиралась шикануть напоследок и снять номер в «Хасслере» с видом на Испанскую лестницу, но, несмотря на мои попытки подкупить администратора купюрой в сто евро и обворожительной улыбкой, все номера с видом, разумеется, оказались заняты. Тратить столько денег, а потом смотреть в окно на Римскую стену не имело никакого смысла, но пока администратор проверял наличие номеров, я заметила в базе знакомое имя: Кэмерон Фицпатрик! В последний раз я мельком видела его на той жуткой вечеринке «Тентис и Тентис», он разговаривал с Рупертом. Фицпатрик работал арт-дилером, время от времени я звонила ему по делам отдела. Он заведовал странноватой старомодной галереей, находившейся в одном из заброшенных зданий XVIII века недалеко от Театра Адельфи. Из-за довольно беспутной внешности и вечного легкого румянца от выпитого виски казалось, что лишь искусное словоблудие спасает его от судебных приставов, но это впечатление было ложным: он действительно отлично разбирался в редких работах художников второго эшелона. Призадумавшись, я вспомнила газетную заметку о недавно обнаруженном им автопортрете матери Оскара Уайльда. Часы над стойкой показывали пять минут первого – самое время выпить аперитив. Может, стоит подзадержаться здесь, вдруг встречу его? Мне хотелось разузнать, ходят ли слухи о моем увольнении. Конечно, я не представляла никакой ценности для «Британских картин», поэтому вряд ли выходку Руперта кто-нибудь заметил, однако в любом случае в моем положении не стоило упускать такой контакт, раз уже я решила заниматься этим бизнесом. Я спросила у администратора, у себя ли синьор Фицпатрик, получила отрицательный ответ и отправилась на террасу отеля, где заказала бокал просекко и принялась наблюдать за тем, что тут происходит. Прошло полчаса, Фицпатрик так и не появился, и я уже собралась уходить, как вдруг меня окликнул голос с приятным ирландским акцентом:
– Джудит Рэшли?
Кэмерон – неуклюжий здоровяк с густыми темно-каштановыми волосами, пожалуй вполне привлекательный с учетом того, что он занимался искусством и не был геем. Поскольку ему совершенно не обязательно было знать, что его-то я и поджидала, я изобразила удивление:
– Кэмерон! Какой приятный сюрприз!
Я подошла к нему, подставила щеку для обязательного по нынешним временам американского поцелуя, после чего мы неловко замолчали, робко поглядывая друг на друга, как и положено лондонцам.
– Я только что приехал. Ты здесь остановилась?
– К сожалению, нет. Рим в августе? Ты здесь, наверное, по делам? Как твоя галерея?
Мы немного поболтали, пока он регистрировался, доставая то паспорт, то кредитку. В Риме у него назначена встреча с клиентом. Я быстро сообщила, что уволилась из «Британских картин», – Руперт и компания вряд ли станут распространять обо мне сплетни, не того я полета птица, но лучше ничего не скрывать и сразу выложить все начистоту.
– Так ты не здесь остановилась?
– Нет, живу у друзей. Де Гречи, – поведала я Кэмерону с таким видом, будто эта фамилия должна была ему что-то сказать.
В колледже я училась с парнем по имени Франческо де Гречи, переспала с ним разок. А еще в честь его предков была названа какая-то улица во Флоренции.
– Здóрово! – уважительно отозвался он.
– Мне тут просто кое-что надо было забрать, – продолжала я, сделав вид, что тороплюсь. – Была рада встрече! – закончила я и сделала паузу.
Как я и рассчитывала, он, разумеется, пригласил меня пообедать. Я притворилась, что удивлена, посмотрела на часы и сказала, что с радостью приму его приглашение. Он поднялся в номер, а я быстро сгрузила сумки обратно в такси и заплатила водителю, чтобы тот отвез их в небольшую гостиницу в Трастевере, где я когда-то останавливалась. А вот де Гречи, быстро решила я, пусть проживают в очаровательной старинной вилле недалеко от Боргезе.
Когда Кэмерон спустился, на нем был все тот же темно-синий костюм, а вот официальная рубашка и галстук уступили место рубашке из жатого белого льна. В талии он немного располнел, но в целом мужчина был симпатичный, если, конечно, в принципе интересоваться таким типажом.
– Ты хорошо ориентируешься в Риме? – спросил он.
– Почти ничего не знаю, – развела я руками, решив, что всегда лучше притворяться святой простотой.
Пока Кэмерон вел меня через толпу зевак-туристов, мы немного поболтали о том, где бывали в Италии. На фоне площадей, укрытых толстым золотистым одеялом пыльной жары, узкие серые улицы казались зловещими и таинственными. Мы вышли на небольшую площадь, укромное расположение которой говорило о том, что ресторан будет неплохой. За столиками на улице сидели мужчины, что-то оживленно обсуждавшие с римским акцентом, – наверное, адвокаты известных политиков, застряли здесь в самую жару, когда все горожане уехали отдыхать на пляжи полуострова. Одинокий турист в бейсболке и насквозь пропотевшей футболке читал французский путеводитель. Я сказала Кэмерону, что полагаюсь на его вкус, и, услышав, что он заказал, лишь с благодарностью произнесла «grazie»[14].
