Книга Медовый рай - Валерий Бочков

Дождь почти выдохся, гроза уходила дальше на север. Мутные сполохи освещали грязное подбрюшье мохнатых туч, оттуда запоздалым эхом докатывалось утробное ворчанье. Белка, уткнув подборок в руль, смотрела в ветровое стекло, по которому тонкими полосками сползали последние капли дождя. Как слезы, слезы дождя, подумала она.

В ярком проеме появился Саламанка – угловатый силуэт, наспех вырезанный из черной бумаги. Хлопнула дверь, деревянной дробью простучали каблуки по ступеням. Взрычал мотор «Лендровера» – тут же вспыхнули рубины тормозных огней, в белых снопах света фар замельтешил пунктир дождя. «Лендровер» круто, как танк, развернулся на месте. Разбрызгав лужу, выскочил на дорогу и с ревом исчез в темноте.

Гроза остановила веселье, луна-парк опустел. Чертово колесо вполнакала сияло мокрыми огнями, мертвые лапы «Твистера» удивленно застыли, подняв пустые кабинки к небу. Над безмолвной каруселью уныло вспыхивала и гасла молочного цвета звезда. Вспыхивала и гасла. Ритм совпадал с пульсом сердца. Белка в оцепенении не могла оторвать взгляд от этой звезды: звезда гасла, но ее призрак еще на мгновенье повисал в чернильной пустоте.

Сколько прошло времени – десять минут? Час? Век? Белка немыми пальцами нащупала ключ в замке зажигания, повернула. Она сделала все, что могла. Смысл, который она искала, оказался гораздо ближе – он оказался внутри ее, где-то в районе сердца.

Включила дворники, щетки устало размазали по стеклу слезы вместе с беспризорными огнями пустого луна-парка. Мир стал аморфной абстракцией. Белка выбралась из бездонной тени, на ощупь вырулила на дорогу. Проехала искалеченный шлагбаум: культя с обломком полосатой доски укоризненно торчала вверх, словно взывая к высшей справедливости.

Шоссе опустело, редкие встречные автомобили вежливо переключали дальний свет на ближний. Плоский пейзаж мирно тек мимо, оттенки темно-серого нарушались янтарным морганием светофоров да уродливыми прямоугольниками придорожной рекламы, из которой в ночь пялились лики каких-то гигантов, пытавшихся всучить запоздалым путешественникам всевозможную дребедень.

Да, еще была луна – мыльная и скучная, она беспризорно висела чуть правее зеркала заднего вида.

Мили через две впереди суетливо заморгало скопление голубых огней. Белка сбросила скорость. Часть дороги была перекрыта полицией. Судя по скоплению зевак, бросивших свои автомобили и столпившихся вдоль ограждения, там происходило что-то любопытное. Белка съехала на обочину, вышла из машины.

Картина походила на съемки фильма: кусок ночи был беспощадно высвечен ртутными лампами, от сияющего мокрого асфальта поднимался пар, в его мареве бродили инфернальные тени полицейских. Они были заняты чем-то важным; точно актеры, они не обращали ни малейшего внимания ни на зевак, ни на ночь, ни на луну. Впрочем, луна этой ночью явно не задалась.

Фокусом внимания был автобус. Двухэтажный, роскошный, словно отлитый из черного стекла, он напоминал какое-то инопланетное чудище, хищное и безжалостное. Полицейские растягивали ленту рулетки, что-то мерили, расставляли по асфальту белые таблички с цифрами, фотографировали их. Они ходили вокруг автобуса, постоянно приседая и заглядывая под днище. Тут же прямо на обочине, устало привалясь к столбу, сидел некто в форменной желтой фуражке, медики и пара полицейских сгрудились вокруг на корточках, словно дети, слушающие увлекательную историю.

Из фургона «Скорой помощи» вытащили носилки. Растянули белую тряпку, закрывая от зевак переднюю часть автобуса. Все полицейские потянулись туда. Автобус, бесшумно, точно скользя по асфальту, попятился. В тишине кто-то громко и медленно произнес:

– Матерь Божья…

Белка услышала, как кого-то вырвало.

За белой тряпкой, как за ширмой, происходило некое действо, потом оттуда в сторону «Скорой помощи» поплыли носилки с каким-то грузом в черном пластиковом мешке.

Белка подошла ближе. Впереди, метрах в пятидесяти, поперек шоссе стоял джип, черный «Лендровер». Водительская дверь была распахнута настежь. Двое полицейских, неспешных и важных, ходили вокруг машины; тот, что с камерой, беспрестанно моргал вспышкой, второй, сунув руки в карманы, следовал за ним, точно проверяя правильность выбранных фотографом объектов съемки.

Неожиданно фотограф закричал, даже не закричал, а коротко взвизгнул высоким бабьим голосом. Второй полицейский проворно попятился, задирая ноги, словно путался в высокой траве. Из открытой двери джипа на асфальт соскользнула черная блестящая лента. Толпа зашумела, несколько полицейских побежали от автобуса к джипу.

– Отойти! Всем отойти! – заорал один, размахивая пистолетом. Раздался выстрел, другой, третий.

Стрелок осторожно нагнулся и поднял что-то с асфальта. По толпе с ужасом, испугом, удивлением прошелестело одно слово. Сухая тетка непонятного возраста с ловко нарисованным лицом повернулась к Белке и повторила его:

– Змея!

Белка отрицательно покачала головой:

– Это уж.

И словно в подтверждение один из полицейских громко повторил:

– Да это уж! – Полицейский нервно засмеялся. – Боб, ты ужа пристрелил. Ужа!

Уж-уж-уж – зажужжала толпа. Тетка снова повернулась.

– Уж? – подозрительно щурясь, спросила. – А ты, парень, как узнал, что это уж?

– Я не парень, – ответила Белка. – Но у меня хорошее зрение. Очень хорошее. У ужей желтая точка вот тут, на шее.

Белка кивнула в сторону джипа, мол, не так далеко. Тетка не поняла. Капризно дернув плечами, она протиснулась к толстяку в белой ковбойской шляпе, который что-то увлеченно рассказывал, пуча глаза и надувая щеки. Судя по всему, белая шляпа был очевидцем происшествия. Время от времени он показывал на автобус и повторял, как припев, «бац! – и прям всмятку!», при этом с сочной силой шлепал кулаком в ветчинную ладонь.

И держал паузу, оглядывая слушателей.

Представление явно подходило к финалу: гасли ртутные лампы, медики незаметно уехали, полицейские неспешно собирали свои пожитки, курили, тугой струей из брандспойта мыли асфальт. Эвакуатор взгромоздил джип на платформу и увез. В автобусе оказались туристы – за тонированными стеклами их не было видно. Им, наконец, разрешили выйти наружу. Они бродили, потерянно поглядывая на шипящую, как газировка, струю брандспойта, на мокрый асфальт. Полицейский, хмурый плечистый парень, подошел к заграждению:

– Движение будет восстановлено через шесть минут. Прошу всех автомобилистов вернуться к своим автомобилям. Повторяю…

Он повторил и, словно отгоняя мошкару, устало махнул правой рукой. В другой руке, затянутой в рыжую перчатку, он держал сапог – высокий черный сапог, дорогой лаковой кожи, с наборным скошенным каблуком и острым хищным носом, украшенным серебряной чеканкой.