— И вас оставили в покое?
— Если бы! — простонала Ида Васильевна. — Данилка заставил меня пересмотреть всю обувь и проверить, не пропало ли чего. Вообразите, сколько у нас с 1948 года накопилось по чуланам старья! Я смертельно устала от этой возни. Вот погулять вышла, забыться…
— У вас, конечно, ничего не пропало?
— Как раз наоборот! С веранды исчезли мои старые чешские босоножки. Из них Михаил Пахомович собирался сделать мухобойки. Он давно обещал, но слишком занят творчеством. Годами о чём-то его просишь, а он только отнекивается — и вот чем всё кончилось. Данилка и тот длинный, следователь, признали, что сама я никого не убивала, зато могла быть организатором убийства. И снабдить исполнительницу своей обувью. Представляете, какой вздор!
— Да уж, фигня полная.
— Фигня фигнёй, а мне велено никуда отсюда не выезжать, пока следствие не кончится. Это вопиющее попрание прав человека! Хотя мы с Мишей и так уже шестьдесят лет не покидаем Копытина Лога, всё равно обидно. Впервые за все эти годы мне захотелось куда-нибудь отлучиться. Хотя бы в Верзилино. Мне там делать, конечно, нечего, но назло этим сатрапам… Нет, сюда вы зря свернули. Нам прямо и прямо!
Костя остановился в изумлении:
— Мы что, куда-то с вами идём? В какое-то определённое место?
— Как? Разве вы не к дому Лены Шапкиной направлялись?
При воспоминании об этом гостеприимном доме Костю бросило в жар. Но он нашёл в себе силы небрежно бросить:
— Что я там забыл?
— Вы что, не хотите посмотреть, как у Лены делают обыск? Точно такой же, как у нас? Все уже там! Внутрь, конечно, никого не пускают, но из-за забора можно получить общее впечатление.
Костя хотел сослаться на дела и отправиться восвояси, но они с Идой Васильевной были уже у дома аптекарши. Вокруг действительно собралась приличная толпа. Любопытные заглядывали через забор. У калитки стояли незнакомые милиционеры и осаживали зевак.
Ида Васильевна повертелась в толпе и шепнула Косте:
— Здесь нам делать уже нечего: обыск в доме закончен. Надо зайти с другой стороны, к сараям. Краем уха я слышала, что там сейчас проводится следственный эксперимент.
Глупые зеваки, в числе которых была Кристинка, стащившая кабачок, остались любоваться пустым двором. А вот Ида Васильевна кружным путём, огородами повела Костю в самое интересное место.
Скоро они оба вместе с кучкой самых продвинутых копытинцев уже выглядывали из-за крыжовенных кустов. Великолепная картина открывалась перед ними: по пустым картофельным грядам, по копаной земле бродила аптекарша Шапкина. Шаги она делала размеренные и при этом высоко поднимала ноги. Данилка Карманов её фотографировал, следователь записывал что-то в блокнот юного пчеловода. Неизвестный мужчина пропитого вида ползал на коленях и вливал в аптекаршины следы какую-то неаппетитную кашу.
— Слепки делают, — шёпотом пояснила Ида Васильевна. — Только зря всё это: у Лены вес, как говорят в народе, бараний, вроде моего. Она тоже в убийцы не годится.
— Посмотрим, — с надеждой ответил Костя.
Сыщики тоже не спешили с выводами. Прухин остановил Лену, подозвал Бабая и велел ему лечь на грядку. Бабай выполнил приказ. Лёжа он выглядел ещё более громоздким. Его пурпурное, как георгин, лицо было серьёзно.
— Жмура изображает, — хихикнул один из зрителей, тот старик, чьи песни Галактионов превращал в кантаты.
Старик не ошибся: по требованию следственной группы Лена подошла к Бабаю, присев, схватила его под мышки и попыталась приподнять.
— Это они проверяют, могла ли Лена протащить тёщу Смыковых из огорода в овраг, — догадалась Ида Васильевна.
— Тёща в четыре раза меньше Бабая была, — заметила домработница Шнурковых, пытаясь сделать своим мобильным телефоном горячий снимок.
— На зум жми, дура, — советовал ей народный певец. — Нет, Бабая Ленка не осилит. А вот тёщу… Тут, чтоб проверить, надо кого полегче класть. Хоть тебя, Демьяновна!
Старая шептуха закатилась деланным девическим смехом.
— Тёща легче Бабая, — гнула своё домработница. — Её бы Ленка могла утащить. А вот Артур наш, тот да, тот здоровущий был качок. Но до Бабая ему всё равно далеко.
Как аптекарша ни старалась, оторвать участкового от земли она не смогла. Бабай встал, его спину стали отряхивать общими усилиями. Данилка его сфотографировал, а следователь Пряхин уныло смотрел вдаль.
Вдруг его взгляд наткнулся на Костю. Зеленоватое лицо следователя оживилось, он поманил Костю рукой. Тот ступил было в колючий крыжовник, но следователь недовольно покачал головой. Указательным и средним пальцем он изобразил корявую фигурку, делающую, семеня, круг к сараю.
У сарая, где зеваки могли что-то подглядеть, но подслушать ничего не бы сумели, Прухин строго посмотрел Косте в глаза:
— Как самочувствие, гражданин Гладышев? Вам лучше? Чего это у вас лицо такое красное? Жар?
— Да, — сказал Костя.
Не признаваться же, что это он свёз покойников в овраг и теперь вспыхнул от неловкости и страха!
— Вы, раз отравились, пейте больше воды, — посоветовал Пряхин. — Алкалоиды с мочой и выйдут. Мы с вами ещё поговорим под протокол, а пока поглядите-ка на это.
Следователь вынул из папки фотографию нестарого мужчины. Мужчина был отлично выбрит, одет в стильный костюм, держал в руке коньячную рюмку в форме луковицы и улыбался во весь рот. Но Костя узнал его сразу — это был Робинзон, человек с пустой дачи. Обладатель кучи червонцев.
— Знаешь его? — шепнул Прухин совсем интимно.
— Это тот, что у Боголюбовых… — прошелестел в ответ Костя, но Прухин его понял.
Костя из красного стал уже бледно-полосатым и спросил смелее:
— Скажите, он бандит?
— Кажется, нет. Это некий Руслан Коровин, бизнесмен, патологический игрок. Продул всё, что мог, полгода скрывается от кредиторов. Жил по приятелям, потом его след затерялся. Всплыл здесь — вчера утром его приметили мальчишки в лесу. Он собирал и ел паслён. По одной из версий он стянул червонцы у Шнурковых, и это видела гражданка Смыкова…
— Наверное, он уже сбежал?
— Сбежал? Куда? Он горожанин, а вы видели наши леса. Все дома в округе мы обошли. И уехать он никак не мог: за дорогами уже два дня, как установлено наблюдение. Так что здесь он где-то прячется. Если встретите его, звоните мне, Карманову или идите к участковому. Лады?
Костя рассеянно кивнул.
К любопытным он возвращаться не стал, хотя Ида Васильевна и манила его из крыжовника тощей лапкой. От сараев он свернул к лесу — оттуда можно вырулить на улицу Мичурина. Теперь он избегал ходить мимо оврага. Это конечно, было глупостью. Ведь не мог какой-нибудь здешний куст или дятел вдруг завопить: «Вон он! Это Костя Гладышев был тут со своей тачкой! Он трупы с обрыва скинул!» Но лишний раз видеть очертания этих деревьев, но заглядывать в зелёную яму оврага… Бр-р!
