В голове стало тесно от вопросов, они толкали друг друга, не давая времени и возможности ответить ни на один: «За что? Когда? Как будет Дашка? Почему именно сейчас? Почему именно я? Сколько осталось? Есть ли шанс? В чем я виновата? Это неизбежная кара или только урок?» Все – риторические вопросы к себе и к Богу. Практические вопросы – где лечиться и кто все это оплатит – были решены внешними, сложившимися под начало конца, обстоятельствами. Обеспеченность материальной стороны выводила Арину на еще один вопрос: «Есть ли связь между болезнью и ее недавним счастьем?»
Таким недавним и таким долгожданным счастьем, которое ей дано было познать, за которое она была благодарна судьбе, несмотря на все присутствующие «но». «Но» – это семьи и дети, налаженный быт. И тихая, умалчиваемая Ариной обида на Славу, за то, что он точно не собирается уходить из семьи и очень грамотно ее бережет, тогда как семейную жизнь своей возлюбленной он рушил достаточно сознательно и изощренно. Звонки или эсэмэски со стихами в любое время суток. Одну из смс с лирическим обращением «Лиска» прочитал муж. Через неделю, выходя на работу, муж прочитал на асфальте надпись крупными буквами: «Лиска, я тебя люблю!» Муж, сам не без греха, в это время тоже творил свое, но таких крупных промахов не давал и, соответственно, имел все преимущества обманутого супруга. Злости на все и на всех Игорю было не занимать. Теперь и Арина дала повод для его злорадства. Ох, как же Арина устала по жизни от его колкостей, его язвительности! И поэтому с тех пор, как появился Слава, она просто перестала на них реагировать. Не хо-те-ла, не мо-о-гла. Она была раскрыта совсем другому – любви. Полтора года Арина жила в восторге и нежности, полтора года была окружена такой заботой, какую не знала и не получала никогда за сорок пять лет своей жизни. Полтора года она была не униженной и растоптанной, а возносимой и восхваляемой в словах и стихах. Была облюбленной его глазами, обласканной его руками и губами, задаренной цветами и подарками. Славка угадывал любое ее желание и исполнял со щенячьим воодушевлением. Он сам тащил ее в магазин, участвовал в выборе и не переставал восхищаться ею.
– Можно мне носить такое открытое платье? – спросила Арина работницу бутика, выйдя из примерочной.
– Посмотрите, как на вас смотрит муж, – улыбаясь, продавец перевела взгляд на Славу.
– Муж? Разве мужья так смотрят на своих жен? К сожалению, только на чужих.
Арина произносила эти слова спокойно, не боясь, со Славой она перестала быть робкой и бояться всего на свете, она стала самой собой. Впервые за сорок пять.
Раньше что-то мешало просто быть собой. Жаль! Оказывается, это так просто и приятно.
Арине назначили число госпитализации. Лечиться она будет в больнице, где ее лучшая подруга по юности Настя занимает высокую должность. Можно сказать – повезло. Сколько стоит сейчас лечение это – будьте здоровы все и всегда! Славе пришлось оплатить только отдельную палату со всеми удобствами. Настя договорилась о бесплатной операции и лечении. Кроме того, Настя сильно помогла и морально. Когда любимый уезжал от Арины в семью, Настя брала бутылку вина и неслась к ней по первому звонку и всхлипу. Выпили за эту неделю много. По-другому было невыносимо. Алкоголь снимал напряжение и страх перед будущим, уносил подруг в беззаботное и веселое студенчество, в молодое прошлое. С Настей их объединяла дружба по институту, хотя учились они на разных факультетах меда. Познакомились они в стройотряде «Голубая стрела». Этот веселый коммерческо-приключенческий опыт сдружил их на всю жизнь. «Вся жизнь»… – какая же она все-таки быстрая!
Славка привез Арину в больницу и оставался в там целый день. Шатался с полупотерянным лицом между кабинетом Анастасии Аркадьевны, так звалась Настька на своем величавом месте, и палатой Арины.
– Все у нас с тобой будет замечательно. Верь мне! – утешал он.
– Конечно, Славочка.
Он уехал, только когда медсестры попросили покинуть палату, как проводницы выпроваживают провожающих перед отправлением поезда.
Легла Арина в отделение гинекологии. Опухоль была на яичнике. Как ни гнала Арина от себя мысль о возмездии за связь с чужим мужем, эта мысль с противной навязчивостью лезла в голову.
«Наказание? Ну как же так? Дать такое безмерное счастье и почти сразу наказать. Так быстро и так сильно! Славка такой сладкий пряник! А рак уж слишком жесткий кнут. И нет никакого другого выхода, как смириться и лечиться. Или есть?» – Арина посмотрела на окно. Седьмой этаж сталинского здания, высота метров сорок, в принципе, надежно.
– Ой, я пошутила, – на всякий случай извинилась она за такие мысли перед небом. – Вот что, прямо все-все видишь и даже мысли читаешь? В мыслях каша с компотом, – продолжала Арина, обращаясь к небу. – А что, собственно, я плохого сделала? Славка? Ну не я, так у него была бы другая. Я же познакомилась с ним, когда он привел лечить зубы свою любовницу, потом пришел сам, потом привел сына и давай ходить. После работы ждал и в рестораны приглашал. А потом купил путевки в Таиланд. Ах, какая это была поездка! Низкое небо, белый песок, нежность, тропики и тропический секс. Две недели рая, который они самолетом перевезли с собой в Москву. И здесь не замечали слякоти не то зимы, не то весны – да какая разница, какая погода на улице, когда есть он, его глаза, его руки и его щедрость на обожание, на ласки и подарки. И вот больница. Что это? Окончательное изгнание из рая? Или испытание нашей любви? Может, нам надо это пройти, и на выходе – «они жили долго и счастливо»? Я не верю, что ты хочешь моей смерти, Господи! Спасибо тебе за Славу, и за всю мою нелепую жизнь спасибо. Ведь не живи я с жадным, каким-то обиженным на всю жизнь мужем, я бы не смогла так понимать радости принятия. Давать я всегда была готова, а принимать не была научена. Жили всегда на будущее, не позволяя существовать настоящему. Ребенку все самое лучшее. Себе – обойдемся. А это так здорово – получать за то, что я это я. Вот такая, какая есть. Не самая фиговая, между прочим. Как на меня смотрит Славка! Ну это же счастье – отражаться в его глазах. Не твой ли это подарок мне, Господи? Дьявол? А наказывает кто из вас?
Я лежала в тайском песке у него на руках, меня плавило солнце и его ласки. Он что-то говорил. А я плыла над смыслом этих слов, плыла небесной синевой. Я вдруг совпала со всей сутью всего, что было рядом и везде. Такая ровность и гомогенность. Я была – я, и я была – все. Шум волн – это я, крики птиц – это я. Его голос – это я. Все, что можно трогать, слышать, видеть, ощущать – это я. Минутное, наверно, ощущение, но за такую минуту можно отдать многое. Многое. За эту минуту кто-то хочет мою жизнь? Господи! За минуты приближенности к чему-то неясному, за месяцы счастья – целую жизнь? Я помолюсь.
– Помилуй меня, Боже, по великой милости твоей и по множеству щедрот твоих… А кстати, что там про «и во грехе родила меня мать моя…» Что моя мать видела, кроме нищеты? А я увидела немножко – теперь болею… Запуталась я, Боже! Ничего не понимаю. Бес меня, что ли, попутал. Я буду молиться, Господи, о прощении, о выздоровлении! И, пожалуйста, ну пожалуйста, не забирай у меня Славку!
