— И ты легко бросил честных продавцов?
— А мне по барабану, кто продает. Если вы товар хранить не умеете… Я уже людей подписал, деньги собрал… Большие деньги!
— Ну так давай их сюда, забирай товар.
— Сейчас. Товар проверить надо… Толик, действуй.
Помощник Шнапса вышел вперед с какими-то пробирками в пакетике. Достав один пузырек из контейнера, отобрав для образца несколько таблеток, поколдовал над ними и, обернувшись к Шнапсу, помотал головой:
— Нет.
— Хм! — усмехнулся Шнапс. — Что же вы, господа, совсем нас за дураков держите? Что вы такое привезли?
— Хочешь сказать, это не морфин? — спросил Доктор Шрам довольно спокойно.
— Подождите, какой такой морфин? Ни про какой морфин я знать не знаю. Мне должны были привезти дефицитное лекарство. У Толика — реактивы, чтобы проверить, то ли это снадобье…
— И как оно называется, твое лекарство?
— Не помню. У меня для этого консультант есть, Толик, он в аптеке работает. Толик, как оно называется?
Толик произнес какое-то длинное фармакологическое название, мне с одного раза ни за что было не запомнить.
— Ладно, хватит цирка! — распорядился Доктор Шрам. — Берите обоих и старшину до компании!
— Что-то не сложилось? — спрашивал я таинственного Доктора Шрама. — Раз Шнапаева и Атаманова вы с миром отпустили? — Мы сидели в кафе. Наш взвод честно заслужил двое суток увольнительных, заняв второе место на учениях. Уступили только хозяевам поля.
— Очевидно, Шнапс знал заранее, что товар приедет ненастоящий. Он не удивился. С ним не было охраны — при таких-то якобы деньгах! Да и денег не было. То, что в чемодане, — «кукла». И предъявить ему нечего: настаивает, что ни о каком морфине понятия не имеет. А деньги в сумке — бутафория для киностудии. У него и договор на изготовление имеется. А ждал он якобы антибиотики для одной птицефермы. Разводят их и добавляют в корм, чтобы птичка не болела.
— А Атаманов?
— Атаманов твердит, что лишь договорился с Назаром поработать курьером. Что вез, понятия не имеет. Обещали хорошо заплатить, а там, дескать, меньше знаешь — крепче спишь.
— Назара нашли?
— Пока нет. Однако доктора, похоже, убил именно он. Один прапорщик признался в пропаже самодельного револьвера. Прежде, пока не услышал о серьезных последствиях, молчал по понятным причинам. На то наверняка и рассчитывал похититель. Так вот перед тем, как прапорщик обнаружил пропажу оружия, Назар менял сантехнику в его квартире. По твоему портрету, кстати, прапор опознал Назара сразу. Убийца от волнения плохо протер револьвер, на стволе в одном месте остался отпечаток пальца. Не капитана Горящева и не хозяина квартиры, из которой пропало оружие. Если окажется, что отпечаток этот Назара, то он спекся. Но для этого надо его поймать.
— Куда же делся морфин?
Доктор Шрам хмыкнул неопределенно:
— Нас обвели вокруг пальца. Мы только потеряли время. Старшина тоже думал, что действительно везет товар, а его самого использовали, как дурачка.
— Зачем же Шнапс поехал на встречу?
— Показать, что он не имеет отношения к похищению морфина. Ведь изначально именно он должен был за ним приехать в Борзинскую, в госпиталь. Передача товара и расчет, предполагалось, состоятся в кабинете у Гоменского.
— А если бы старшина привез сейчас настоящий морфин, чем Шнапс стал бы расплачиваться?
— Наверное, привез бы реальные деньги или людей — с такими деньгами, или со стволами, что скорее всего, чтобы забрать морфин даром. Атаманов и иже с ним очень наивны, думая, что им кто-то такие бабки на самом деле заплатит! Грохнули бы просто, да и все. Нам — другое дело. Мы готовы такие деньги принять, — заверил Доктор Шрам с обаятельной улыбкой… Но Шнапс, конечно, не убедил нас в том, что он ни при чем. Он лишь оказался хитрее, чем мы думали. Однако еще не вечер.
— Значит, Назар сам прячет где-то настоящий морфин?
— Да, скорее всего. Но сбыть его он все равно не сможет. На этот товар был единственный покупатель — Шнапаев, другого нет. Это ведь не ящик водки! Назару придется выходить на Шнапаева, так или иначе, и мы его возьмем.
— Может, их сделка уже состоялась?
— Нет. Нам известны и люди, которым Шнапс пообещал товар, и клиенты этих людей — некоторые, во всяком случае. Если бы товар дошел, мы бы знали.
— Что мне делать? — спросил я у Доктора Шрама, которого до сих пор не знал, как и зовут.
— Тебе? Ничего. Возвращаться в учебку вместе со всеми. Тебя ждет распределение, но сначала — обещанный отпуск. Мы слов на ветер не бросаем. Последняя просьба…
— Да?
— Давай съездим в гости к твоему дяде.
Я чуть не упал от такой просьбы!
По возвращении в учебку замполит объявил мне отпуск, как, впрочем, и всему сержантскому взводу. Новый доктор не сказал ни слова о той истории, что нас связывала, — будто не было ее. Сам я тоже не стремился обсудить. Зато он не отказал в любезности довезти меня до станции Борзинской, к гарнизонному госпиталю. Я предвкушал, предвкушал, предвкушал… Оказалось — рано.
У ворот госпиталя поначалу не увидел знакомых, потом заметил одно лицо на КПП. Латусь вел беседу с дежурным! Значит, здесь еще, пройдоха староста, никуда не делся. Подошел к барьеру с одной стороны, Латусь, увидев меня, — с другой.
— Хо-хо! — усмехнулся. — Уже «мосел»? Поздравляю!
— Присылайте поздравления следующей осенью, — предложил я. — Лейтенантом стану… Кто там еще из прежних остался? — кивнул я в сторону отделения.
— Да… никого. Бондарь один. Десантура вернулся в часть. Ему полгода еще трубить, как мне.
— А Назар? Не нашелся?
— Нет. — Латусь прищурился на меня. — А почему ты про него спрашиваешь?
Я пожал плечами:
— Ну, он же пропал перед тем, как нас с Перепелкиным в учебку вернули…
— Да! — мгновенно забыл про Назара Латусь. — Перепелкин! Его что, правда, того?
— Правда. — Я опустил голову.
— Какой-то старикан чокнутый, говорили, пальбу устроил?
— Ага. Там с бугра вся учебка как на ладони, не надо на забор лезть. А бугор — вот он, десять метров…
— Вот так судьба — а…
— Не говори.
Я все вспоминал, как имя старосты Латуся, но так и не вспомнил. Спросил так, без имени:
— Скажи, а… Люция здесь?
Латусь опять прищурился на меня, но уже по-другому, с хитрой улыбкой:
— Ты все-таки клеил ее?
— А то! — признался я. — Как же ее можно было не клеить? Зачем обижать девушку?
— Нет ее сегодня. Не ее график… Будет завтра… Да, а ты чего приехал-то? Ложиться или как?
