– Господи… Значит… Ладно. Хорошо. Боже мой. Я даже не представляла…
– Ты думала, я просто…
– Поначалу, естественно, нет. Но потом… В общем, да. Если коротко. – Наступила неловкая пауза. – Но вопросы-то можно задавать?
– Час от часу не легче.
Он ее рассмешил, но остановить не смог.
– Скажи… Ну… ты хоть раз испытал себя… в другом качестве?
– Нет, – поспешно ответил Тони. А потом, вспомнив нешуточный инцидент в Олдершоте, уточнил: – По большому счету, нет.
– Как понимать «по большому счету»?
– Однажды стал искать такую возможность. Когда служил в армии. Закончилось все печально и ни к чему не привело.
– Угу. И ты… ты решил пронести это через всю оставшуюся жизнь?
Тони всегда гнал от себя мысли про всю оставшуюся жизнь. Иногда, правда, мелькали какие-то проблески, но от этого становилось только хуже, потому что вспышки эти освещали нечто мучительное и драматичное, а ему этого совершенно не хотелось.
– Не знаю. Я надеюсь… Надеюсь, что никаких подвижек больше не произойдет. В другом плане. А в этом плане кое-какие подвижки возможны.
– Спасибо, – проговорила Джун.
– За что?
– За то, что признался хотя бы в этой малости. Мне теперь легче.
– Это тебе спасибо, – выдавил он.
– За что?
– За твое терпение, за доброту и нежность – не знаю, чем я это заслужил.
– Я тебя люблю, – пожав плечами, сказала Джун с едва заметной улыбкой; улыбка выдавала даже не грусть, а всего лишь небольшие затруднения.
– Я тебя тоже.
Обоим приходилось делать над собой усилие, чтобы произнести слова, которые положено говорить за торжественным ужином в годовщину свадьбы. Они сдвинули бокалы.
– Занятная штука близость, – сказала Джун. – Вроде бы мелочь, как стакан воды. Или винтик, что отвалился от автомобиля, но ценой пары шиллингов с легкостью может быть заменен. Действительно мелочь, но без нее – никуда.
Благоухающий смуглый официант, уже в белой тенниске, подал им дыню.
– Как это едят? – спросил Тони. – Ложкой?
– Наверное.
– Впервые с этим сталкиваюсь, – сказал Тони. – Вот ужас-то.
– В чем ужас?
– Получается, что меня ставят в тупик самые простые вещи, которых я никогда не делал.
– Так ведь и я тоже многого не делала.
– Что ж, на то есть причина.
Джун рассмеялась:
– Прямо застольная сцена из «Тома Джонса». Помнишь? Альберт Финни и Сюзанна Йорк.
– В застольной сцене была не Сюзанна Йорк. А Джойс – как там ее?
– Джойс Редман, – вспомнила Джун.
– Джойс Редман, – подтвердил Тони.
Найди они винтик, без которого не работает двигатель, – и до комфортной жизни было бы рукой подать. Тони вспомнил, что в той сцене играла не Сюзанна Йорк, а Джойс-как-ее-там; Джун вспомнила фамилию этой Джойс; такими темпами они уже лет через сорок могли бы достичь гармонии.
– А когда годовщина свадьбы у Барбары и Джима? – спросила Джун.
И это тоже дорогого стоило: она постоянно держала в уме их сериал. Мог ли Тони этого не ценить?
– Понятия не имею.
– Может, стоило бы назначить им дату?
– А что, – сказал он, – мысль неплохая.
– Кроме того, они даже не заговаривают о ребенке.
– Господи! – рассмеялся Тони. – Как же мы сами не додумались? Так бы тебя и расцеловал!
– Мужчины обычно говорят это тем, кого целовать не собираются, – заметила Джун. – Например, старенькой секретарше, когда та проявила смекалку. Уборщице, которая нашла затерявшиеся очки.
Теперь и она посмеялась, а Тони готов был провалиться сквозь землю.
– Ладно уж, так и быть, поцелую, – сказал он.
И когда они, вернувшись домой, еще немного выпили, и как следует поощрили друг друга, и вместе посмеялись, и включили воображение, у них кое-что получилось. Вероятно, этого было недостаточно, чтобы раз и навсегда снять все вопросы, разве что Тони, как алхимик, в будущем открыл бы волшебный эликсир из алкоголя, страсти, временного умопомрачения и необходимых навыков, но то, что произошло, уже сейчас стало знаменательным событием. А когда жена уснула, Тони сообразил, что они и сами никогда не заговаривали о ребенке. Ему и в голову не приходило, что он будет на это способен.
Однажды июльским вечером Деннис позвонил сценаристам в офис и велел им непременно посмотреть «Дом комедии».
– А что там будет? – спросил Билл.
– Называется «До смерти»{43}.
– Зараза, – выдохнул Билл.
– Что такое?
– Название классное. Почему мы сами до такого не доперли?
– Да и постановка вполне добротная, – сообщил Деннис. – Я присутствовал на записи. Другой Деннис выложился по полной. Он сам меня пригласил. Раздувается от гордости.
– Но эта постановка не вгонит нас в депрессию? – уточнил Билл. – Мне депресняк ни к чему.
– Ты обхохочешься, – ответил Деннис.
– Вот-вот, – сказал Билл. – Если у него получилось смешно, для меня это депресняк.
– Смешно получается у нас, – подчеркнул Деннис. – А у него – в другом разрезе.
– Я не понял: у него разрез лучше или хуже нашего?
– У него – по-другому, – твердо повторил Деннис. – Короче. Не факт, что им закажут сериал. Слоун рвет и мечет.
– Из-за чего?
– Сценарий подрывает все устои.
Теперь Билл не сомневался, что депресняк ему обеспечен.
Тони с Биллом пошли смотреть передачу к Тони домой. Джун подала сосиски с пюре, и они втроем с подносами на коленях устроились перед телевизором. Герои скетча – члены семейства Рэмзи – были типичными жителями рабочего Ист-Энда; докер Альф голосовал за тори, сквернословил (насколько позволяла ему Би‑би‑си), терпеть не мог черных, евреев и вообще всех, кого не считал белыми британцами, преклонялся перед Черчиллем и рьяно защищал монархию. Такого персонажа на телевидении еще не бывало. Когда на экране появился зять Альфа, ливерпулец, Билл взвыл от злости.
– Они нашу идею сперли!
– В том смысле, что он родом с севера? – уточнил Тони.
