Последующие события этих дня, вечера и ночи смешались в памяти Миронова в одну смутную круговерть обрывочных воспоминаний и картинок – наверное, примерно так же видится прожитое запойному пьянице, путающему день с ночью, а явь с кошмарными сновидениями. Только вот Алексей плавал в некоем пограничном состоянии не после выпитой водки, а из-за страшной усталости.
Чуть позже Алексей добросовестно попытался восстановить более или менее подробную хронологию событий, но так и не смог.
Сначала группа, словно стая гонимых охотниками волков, долго бежала и шагала по лесным чащобам, потом они наблюдали за позициями немцев – Прохоров все выискивал местечко на стыке подразделений, где обычно просочиться проще. Потом долго совещались, стоит ли рисковать и пытаться брать «языка» – вместо потерянного рыжего унтер-офицера. Решили рискнуть-таки и попробовать утащить с собой пулеметчика, несшего службу на участке, назначенном лейтенантом для перехода.
Когда сгустились сумерки и на землю опустилась ночь, кажется, пошел дождь – что разведчиками было единодушно воспринято как добрый знак. Правда, как выяснилось чуть позже, дождь красноармейцев попросту обманул… Разведчики долго ползли, вспоминал Миронов, потом довольно удачно убрали одного из дозорных фрицев и скрутили отчаянно барахтавшегося пулеметчика, а потом началось! Видимо, кто-то из немцев не спал на посту, нес службу как подобает… Тревога, стрельба, вспышки осветительных ракет! Нейтральная полоса и взрывы мин, которыми начали забрасывать ничейную территорию всполошившиеся немцы. И, наконец, самое скверное: по нейтралке начали лупить и с русской стороны… Как группе вообще удалось уцелеть – это так и осталось загадкой, которую Прохоров, не мудрствуя лукаво, разрешил одной фразой: «Просто повезло нам, дорогие мои!» Правда, повезло не всем: Ахатову прострелили ногу, Ганевич получил осколочное ранение в грудь, а сам Миронов отделался еще одной легкой контузией.
Последнее, что запомнил Алексей, было чувство невероятного счастья и облегчения, которые он испытал в те мгновения, когда перевалился через бруствер нашего окопа и обессиленно упал на дно траншеи. В голове стучало по-детски радостное: «Жив! Все, мы дома! Дома, среди своих…» А потом наступила тьма – Миронов, хлебнув на радостях водки из чьей-то фляжки, привалился к стенке окопа и уснул. Уснул, и на лице его уже не отражалось ничего, кроме бесконечной, воистину мертвой усталости.
Глава 20. Апрель 1944 года. 2-й Белорусский фронт
Есть на войне такое понятие, как «бои местного значения», по сути, являющиеся одной из составных частей «большой войны».
Ставка во главе с Верховным Главнокомандующим разрабатывает стратегические операции, маршалы и генералы командуют фронтами, армиями, корпусами и дивизиями. Полковники, майоры и капитаны делают свое дело, выполняя приказы командования. Огромный механизм, работающий на Победу, действует, вращая громадными валами, шатунами и колесами. Но практически в любом механизме есть не только могучие колеса и главные детали – ни одна машина не сможет исправно работать без крохотных гаечек-винтиков и без смазки. Вот именно таким-то почти незаметным винтиком и является простой солдат, на плечи которого и ложится основная тяжесть войны. А кровь миллионов рядовых красноармейцев и младших командиров как раз и становится некоей смазкой для всего механизма, предназначенного для уничтожения врага и для достижения окончательной победы. И смазки невероятно прожорливый механизм войны требует много…
На «большой войне» закончилась зимняя кампания 1943-1944 годов. Красная армия провела масштабное наступление на Правобережной Украине, включавшее несколько фронтовых операций – Корсунь-Шевченковскую, Кировоградскую, Житомирско-Бердичевскую, Луцко-Ровненскую, Одесскую и другие.
За четыре месяца наступательных боев были разбиты группа армий «Юг» под командованием генерал-фельдмаршала Манштейна и группа армий «А» генерал-фельдмаршала Клейста. Советские войска освободили Правобережную Украину, западные области и вышли на государственную границу на юге.
В результате наступления фронт был отодвинут от изначальных позиций конца декабря 1943 года на глубину 250-450 км.
Одновременно с освобождением Правобережной Украины началась Ленинградско-Новгородская операция, одной из основных целей которой было снятие блокады Ленинграда. Советские войска нанесли поражение группе армий «Север», почти полностью освободили территории Ленинградской, Новгородской областей, большую часть Калининской области и вступили на территорию Эстонии. Блокада Ленинграда, длившаяся почти девятьсот дней, была окончательно снята.
В апреле – мае Красная армия освободила Крым, и Черноморский флот возвратил себе свою главную базу – Севастополь…
На «маленькой войне» события этих месяцев, естественно, были помельче, и слова вроде «судьба страны, фронта, наступления» казались там не очень-то уместными и чересчур напыщенными, более подходящими для газетной передовицы. Хотя как раз судьбы даже не одного, а двух фронтов коснулись Алексея Миронова впрямую – в ноябре сорок третьего Северо-Западный фронт был расформирован, а стрелковый полк, в котором Лешка имел честь служить во взводе пешей разведки, после отдыха и переформировки был направлен на 2-й Белорусский, так называемого первого формирования. Правда, уже в начале апреля сорок четвертого фронт вновь был переформирован, получив наименование «Второго Белорусского второго формирования». Но рядового Миронова все эти сложности касались мало – большая стратегия во все времена оставалась делом маршалов и генералов. Для простого же красноармейца все было гораздо проще: бои, передышки, возможно, госпиталь – и снова в бой. Если совсем коротко, то получится примерно так: обычная фронтовая жизнь, пахота.
За несколько месяцев в жизни Миронова случилось несколько событий – как относительно радостных, так и печальных. Радостью для всех разведчиков стал приход весны. Зимой, несмотря на белые маскхалаты, разведка оставляет следы – что, конечно же, не есть хорошо и значительно увеличивает риск. Как ни банально это звучит, но студеной зимой воевать солдату труднее.
За восемь месяцев на фронте Алексею пришлось испытать и повидать многое – немало было и такого, что обычному нормальному человеку и видеть-то не стоило бы. Бои, передышки, желанный отдых в госпитале – все уже было Миронову знакомо. А после добрых двух десятков разведвыходов в тылы немцев Лешка также хорошо знал и что такое настоящий риск, и что значит смертельная опасность, и как тяжело воспринимается гибель товарищей, и многое другое.
О том, что все это время Миронов не отсиживался где-нибудь в глубоком тылу, более чем красноречиво свидетельствовали скромно мерцавший темно-красной эмалью орден Красной Звезды на гимнастерке и очень уважаемая фронтовиками медаль «За отвагу». Над орденом краснели три нашивки за легкие ранения – что человеку понимающему тоже о многом говорило. Несмотря на несколько легкомысленное название, «легкое» ранение предполагало самую настоящую кровь, пролитую на поле боя, нешуточную боль и пребывание в госпитале, где и выписывалась справка о ранении. Нет справки – нет и ранения, и за неподтвержденную ленточку на груди можно было в лучшем случае получить по морде, а в худшем – загреметь под трибунал.
