Между тем причина провала была фундаментальной: несоответствие социально-инженерного проекта социально-культурным характеристикам российских крестьян. Разработка модели кооператива для советской деревни была, видимо, одним из немногих имитационных проектов. Историки коллективизации до последнего времени не ответили на самый естественный и простой вопрос: откуда и как в Комиссии Политбюро по вопросам коллективизации, а потом в Наркомземе СССР появилась модель колхоза, положенная в основу государственной политики?[54]
Из зарубежных источников следует такая история программы. Опыт разных типов сельскохозяйственных кооперативов, которые возникали во многих странах начиная с конца XIX века, в 20-е годы был обобщен в нескольких крупных трудах, изданных в Германии и Англии. Самым удачным проектом (некоторые авторы называют его «гениальным») оказался кибуц — модель кооператива, разработанная в начале XX века во Всемирной сионистской организации. Эта разработка была начата учеными-аграрниками в Германии, затем продолжена сионистами (трудовиками и социалистами) в России. Главным идеологом проекта был ученый-биолог из Германии, видный сионист А. Руппин, руководивший затем всей программой создания кибуцев в Палестине, для которых на средства Всемирной сионистской организации закупались участки земли. Он описал эту программу в книге, вышедшей в Лондоне в 1926 г.
Проект кибуца был разработан для колонистов-горожан и вполне соответствовал их культурным стереотипам, Они не собирались ни создавать крестьянское подворье, ни заводить скота. Обобществление в кибуцах было доведено до высшей степени, никакой собственности не допускалось, даже обедать дома членам кооператива было запрещено. Строительство кибуцев сильно расширилось после Первой мировой войны. Они показали себя как очень эффективный производственный уклад. Видимо, руководство и Наркомзема, и Аграрного института было под большим впечатлением от экономических показателей этого типа кооперативов и без особых сомнений решило использовать готовую и проверенную модель. Вопрос о ее соответствии культурным особенностям русской деревни и не вставал (после того, что мы наблюдали в ходе экономической реформы в России в 90-е годы, эта самонадеянность наркома А.Я. Яковлева и директора Аграрного института и заместителя председателя Госплана Л.H. Крицмана не удивляет).
Тот тип колхоза, в который пытались втиснуть крестьян, был несовместим с их представлениями о хорошей и даже приемлемой жизни. Не имея возможности сопротивляться активно, основная масса крестьян ответила пассивным сопротивлением: уходом из села, сокращением пахоты, убоем скота. В ряде мест были и вооруженные восстания (с января до середины марта 1930 г. на территории СССР без Украины было зарегистрировано 1678 восстаний), росло число убийств в конфликтах между сторонниками и противниками колхозов.
Однако не менее важным для нас уроком является реакция советского «общества знания» на восприятие коллективизации крестьянством. Уже в марте — апреле 1930 г. ЦК ВКП(б) принял ряд важных решений, чтобы выправить дело, хотя инерция запущенной машины была очень велика и созданный в селе конфликт разгорался. Лишь весной 1932 г. местным властям было запрещено обобществлять скот и даже предписано помочь колхозникам в обзаведении скотом. С 1932 г. уже не проводилось и широких кампаний по раскулачиванию. К осени 1932 г. в колхозах состояло 62,4 % крестьянских хозяйств, и было объявлено, что сплошная коллективизация в основном завершена.
Была изменена модель колхоза, и новый устав артели гарантировал существование личного подворья колхозника. Вступили в действие крупные тракторные заводы, начала быстро создаваться сеть МТС, которая в 1937 г. обслуживала уже 90 % колхозов. Переход к крупному и в существенной мере уже механизированному сельскому хозяйству произошел, производство и производительность труда стали быстро расти. Советское крестьянство «переварило» чуждую модель и приспособило колхозы к местным культурным типам (приспосабливаясь и само к новым формам). Экзаменом для колхозного строя стала война.
Для оценки действий «общества знания» полезно сравнить кризис становления и кризис ликвидации колхозов как крупного социального института. История дала нам это сравнение как чистый эксперимент. Кризис коллективизации привел к снижению производства зерна в 1931, 1932 и 1934 гг. по сравнению с 1929 г. на 3 %. Засуха 1933 г. была стихийным бедствием, а затем производство стало расти, и через пять лет коллективизации превысило уровень 1929 г. на 36 %. Рефлексия всех звеньев «общества знания» на действия, совершенные в первые два года коллективизации, была быстрой, а исправление ошибок быстрым и системным.
Войдя после войны в стабильный режим, колхозы и совхозы довели производство зерна в 1986–1987 гг. до 210–211 млн т, то есть увеличили его более чем в три раза (а молока, яиц, технических культур — в 8— 10 раз).
Каков же был кризис ликвидации? Колхозный строй стали демонтировать в 1990 г. С тех пор в течение 8 лет сельскохозяйственное производство стабильно снижалось и к 1998 г. упало вдвое. Никакой коррекции доктрины реформы это не повлекло. К настоящему моменту подорвана база производства, по сей день неуклонно сокращаются посевные площади, поголовье скота и энергетические мощности сельского хозяйства. Идет быстрый износ основных фондов, деградация кадрового потенциала и архаизация труда и быта сельского населения. Эти процессы не вызывают видимой рефлексии ни в государственных органах, ни в научной среде, ни в обществе в целом.
Глава 7 ЗНАНИЕ ВЛАСТИ
Как уже говорилось выше, одним из ключевых типов знания является то, которое генерируется властью и употребляется властью (при этом существенно преобразуясь). Как осуществление господства и воспроизводство его ресурсов, так и осуществление властью других ее функций требуют интенсивного движения информации, ее быстрой переработки с превращением в новое знание, синтеза разных его типов для решения конкретных новых проблем в условиях большой неопределенности и дефицита времени.
На картах социодинамики культуры власть предстает как самый крупный сгусток интеллектуальной активности и узел каналов движения потоков знания. Власть использует в своих целях или прямо организует большое число разнообразных «служб», занятых производством и движением знания. В Новое время и сама политическая деятельность власти стала в своей важной части все более становиться организованной в формах, присущих науке. На высших уровнях власти почти все посты заполняются людьми, получившими образование научного («университетского») типа, и совещания этих людей устроены по типу «невидимых коллегий» времен Научной революции, а рассуждения построены по канонам рациональности Просвещения. В публичной политике дискурс власти следует канонам идеологии, но и эта сфера знания родственна науке и апеллирует к ней. В моменты острых кризисов картина может измениться, и власть организует спектакли, активизирующие иррациональные установки в людях, но и это опирается на знание, которым обладает власть.
