Хира даже не могла сразу поверить в то, что умершая Шурджомукхи воскресла, вернулась домой, вновь стала хозяйкой и вот теперь сидит тут и улыбается.
— Послушай-ка, — шепотом спросила она одну из женщин, — скажи, пожалуйста, кто это?
На голос Хиры обернулась Коушолья.
— А ты не узнала? — насмешливо спросила она. — Для нас это — Лакшми, а для тебя — Яма!
Все это время Коушолья боялась Хиры и ходила крадучись, словно вор, но сейчас она выпрямилась и смотрела гордо.
Когда наконец волосы были причесаны и первые слова привета сказаны, Шурджомукхи шепнула Комолмони:
— Давай сходим к Кундо. Она не виновата передо мной, и я не сержусь на нее. Теперь она моя младшая сестра...
И они вдвоем отправились в комнату Кундо.
Женщины отсутствовали довольно долго. Наконец первой с выражением ужаса на лице выбежала Комолмони и немедленно велела позвать Ногендро. Как только брат явился, она сообщила ему, что его зовут жены, и повела в комнату.
У дверей Ногендро столкнулся с Шурджомукхи.
— Что случилось? — спросил он, увидев ее заплаканное лицо.
— Несчастье, — сквозь слезы промолвила Шурджомукхи. — Я так и знала... Мне не суждено счастье. Стоит хоть немного успокоиться, и опять приходит беда...
— Что же случилось? — испугался Ногендро.
Шурджомукхи опять зарыдала.
— Я вырастила Кундо, я вернулась сюда, чтобы любить ее, как свою младшую сестру, теперь мое желание превратилось в пепел... Кундо отравилась...
— Иди к ней... а я пошлю скорее за доктором... — И Шурджомукхи выбежала из комнаты.
Ногендро переступил порог комнаты Кундонондини.
Первое, что он увидел, были темные пятна, покрывшие лицо Кундонондини. Глаза ее потускнели, руки беспомощно повисли...
Заговорила
Кундонондини сидела на полу, запрокинув голову на спинку кровати. При виде Ногендро из глаз ее невольно полились слезы. Как только Ногендро приблизился, она упала к его ногам, точно сорванная тонкая лоза.
— Что с тобой, Кундо? — прерывающимся голосом спросил Ногендро. — За что ты покидаешь нас?
Кундо никогда раньше не говорила с мужем, она не знала, как ему отвечать. Но сегодня, в свой последний час, она вдруг заговорила.
— Чем я провинилась, что ты ушел от меня? — спросила она.
Ногендро молчал. Он сидел, низко опустив голову.
— Если бы ты хоть раз позвал меня, хоть раз посидел со мной вот так, как сидишь сейчас, я бы не думала о смерти. Я так мало была с тобой, мне всегда тебя не хватало...
Ногендро молчал, уткнувшись лбом в колени. Ее слова, полные любви и тоски, вонзались ему в сердце, как острые жала.
Кундо говорила. Теперь она стала разговорчивой, ведь другого такого случая не будет...
— Полно, не грусти! Если я умру и не увижу твоей улыбки, смерть не принесет мне покоя...
И Шурджомукхи говорила так когда-то... Как одинаковы все перед лицом смерти!
— Зачем ты это сделала?! — вырвался у Ногендро душераздирающий крик. — Почему ты не позвала меня?!
Кундонондини тихо рассмеялась, и этот смех был подобен слабому блеску молнии в темных тучах.
— Не беспокойся, — продолжала она, — я сказала это только под влиянием минуты. Умереть я решила задолго до твоего возвращения. Когда исчезла диди, я думала: вот вернется она, я поручу тебя ее заботам и тогда могу спокойно умереть, чтобы не мешать вашему счастью. Но теперь я увидела тебя, и мне не хочется умирать...
Ногендро был не в силах сказать что-либо в ответ. Он сидел молча возле этой маленькой, когда-то неразговорчивой девочки.
Кундо немного помолчала. Ей уже трудно стало говорить. Смерть крепко держала ее в своих объятиях. Бледная тень коснулась ее милого, нежного лица. До конца дней своих Ногендро не мог забыть ее внезапного смеха, этой ослепительной улыбки на помертвевшем лице.
Кундо помолчала, потом снова заговорила, с трудом переводя дыхание, как человек, которого мучит жажда.
— Сейчас я бы с удовольствием долго разговаривала с тобой. Раньше я почитала тебя, как бога, и у меня не хватало смелости заговорить с тобой, а сейчас я уже не могу исполнить свое желание — силы покинули меня, во рту пересохло, язык не слушается — это конец...
Кундо отодвинулась от кровати, распростерлась на полу, положила голову на колени Ногендро, закрыла глаза и умолкла.
Пришел доктор. С суровым видом он осмотрел и выслушал Кундо. Лекарства были уже бесполезны.
Чувствуя приближение последней минуты, Кундо пожелала увидеть Шурджомукхи и Комолмони. Они пришли. Кундо наклонилась и взяла прах от их ног. Обе женщины заплакали. Кундо повернулась и уткнулась лицом в ноги Ногендро. Ее молчание было тягостным для всех, и женщины рыдали.
Тихо, безропотно угасала юная Кундо. Так увял не успевший расцвести прекрасный цветок.
Подавив горькие рыдания, Шурджомукхи, глядя на распростертое тело Кундонондини, сказала:
— Пусть судьба будет также милостива ко мне, и, когда придет мой час, даст мне умереть так же, у ног моего мужа, как умерла ты!
Шурджомукхи взяла под руку рыдающего Ногендро и вышла с ним из комнаты.
Спустя некоторое время Ногендро сопровождал тело многострадальной Кундо к реке и там со всеми почестями простился с той, что была на земле воплощением безграничной добродетели.
Финал
После смерти Кундонондини всех занимал один только вопрос, где бедняжка достала яд?
Подозрение пало на Хиру. По мнению многих, подобное происшествие не могло обойтись без нее. Так как Хира не показывалась на глаза, Ногендро велел позвать ее, но служанку нигде не могли найти. После смерти Кундонондини Хира исчезла.
С тех пор никто не видел Хиру в этих краях. В Гобиндопуре даже забыли ее имя. И только год спустя как-то раз она снова появилась в доме Дебендро.
Настало время и для Дебендро пожинать плоды посаженного им ядовитого дерева. Дебендро был тяжело болен ужасной болезнью, которая усугублялась его непрерывным пьянством.
Спустя год после смерти Кундонондини умирал и он. За несколько дней до кончины, собрав последние остатки сил, он сам лег в постель, чтобы больше уже не подняться.
В один из таких дней у дверей послышался шум.
— Что там? — спросил Дебендро.
— Вас хочет видеть какая-то сумасшедшая, — ответил слуга. — Я говорю, что нельзя, а она не слушает.
— Впусти, — приказал Дебендро.
В комнату вбежала женщина. Дебендро увидел, что это нищенка, но никаких признаков психического расстройства он не заметил. Лет ей было немного и во всем ее облике сохранились еще следы прежней привлекательности, но сейчас она выглядела жалкой. На ней было грязное, рваное платье, едва достающее до колен, не закрывающее спину и голову. Длинные распущенные волосы, покрытые пылью и грязью, болтались слипшимися косицами. Кожа, которую давно не умащивали маслом, огрубела и шелушилась.
