Каролин согласилась.
После спектакля Каролин еще долго утирала слезы.
— Это так красиво… и так печально, — всхлипывала она.
Грэм был не только удивлен. Он был просто потрясен. Он крепко прижал ее к себе горячей сильной рукой.
— Оказывается, ты совсем еще ребенок.
Они шли сквозь холод ночи.
— Если хочешь, мы можем зайти ко мне, — предложил Грэм.
Не совсем уверенно Каролин согласилась.
Сначала казалось, что Грэм просто хотел показать ей свою комнату, фотографии родителей и дома, где вырос. Его карандашные наброски Каролин похвалила, но про себя заметила, что они не очень талантливы.
Когда запас исчерпался, Грэм присел рядом с ней на кровать и снова обнял ее.
— Можно, я тебя поцелую? — спросил он.
— Нет, — напряглась Каролин, — я пока не могу.
Ей было жаль Грэма. Он был симпатичный и выглядел таким ранимым. Она не понимала, почему отказалась. Наверное, потому, что ей самой очень хотелось поцеловать его.
День благодарения Каролин все же провела дома. Мэг сделала над собой невероятное усилие — она сама отворила ей дверь, обняла и спросила, как идут дела в колледже, но было видно, как ей хочется, чтобы девочки здесь не было.
Целыми днями Каролин бродила по Нью-Йорку, стараясь как можно меньше показываться дома. На скамейках Центрального парка целовались влюбленные парочки. Она думала о Грэме, о том единственном вечере с ним в его комнате.
Вечером отец позвал Каролин к себе в кабинет.
— Мы так и не выкроили время, чтобы побеседовать, — сказал он.
Дочь опустилась в мягкое кресло.
— Тебя устраивает твой колледж? — спросил отец.
— Да. Вполне.
— Уже знаешь, чем будешь заниматься, когда закончишь его?
Ей не хотелось пока рассказывать отцу о своих планах, но, заметив его улыбку, ответила:
— Хочу стать архитектором, как ты.
Она произнесла это и, затаив дыхание, ожидала его реакции.
Бартон молчал. Он не сказал, что это великолепно, что он мечтал об этом, что когда-нибудь они вместе будут заниматься одним делом. В конце концов, Каролин услышала:
— Не думаю, что это хорошая идея. У тебя нет больших способностей к математике, а она здесь важна. К тому же архитекторов и так слишком много, не думаю, что ты пробьешься среди конкурентов.
Каролин безуспешно пыталась убедить отца, что все ее мысли устремлены именно к этой цели, что она усердно учится, чтобы достичь ее.
— Дело не в знании, а в таланте и хватке. Впрочем, рано об этом думать. У тебя столько еще времени впереди.
Он улыбнулся ей. Но не слишком обнадеживающе.
— Вечером я возвращаюсь обратно в колледж, — сообщила она отцу и мачехе за обедом.
— Так скоро? Я думал, ты останешься хотя бы до завтра, — произнес отец без особых эмоций.
— Думаю, будет лучше, если я уеду сегодня.
Ни Бартон, ни Мэг больше не уговаривали ее остаться.
Вернувшись в Йель, Каролин обнаружила, что осталась совсем одна в опустевшем кампусе. Пусто было везде, пусто было внутри ее самой. Сказать по правде, она знала, что быть архитектором — пустая затея. Ей хотелось порадовать отца, но ему это оказалось неприятно. Планов больше не было никаких.
Она присела на скамейку.
— Каролин? — Это был Грэм.
Они зашли в кондитерскую, заказали кофе с пирожными. Грэм спросил, как она провела праздники, и в ответ Карелии расплакалась. Потом рассказала ему о натужных стараниях мачехи быть к ней дружелюбной, об ироническом отношении отца к ее планам стать архитектором.
— Они отвергают меня. Отвергают, — повторяла она. — Я не нужна им.
Грэму нечего было сказать на это. Он лишь держал ее за руку.
Выпив кофе, съев пирожные и расплатившись по счету, они посмотрели друг на друга.
— И что дальше? — спросил он.
— Пойдем к тебе.
Они поднялись в его комнатушку под крышей театра.
Каролин опять села на кровать, Грэм опустился рядом и спросил разрешения поцеловать ее. На этот раз Каролин согласно кивнула. Он не вспоминал о ее прошлом глупом отказе, и Каролин была ему за это благодарна. Они долго целовались в полном молчании, потом он спросил, не хочет ли она заняться с ним любовью. На этот раз она не отказала.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Грэм после того, как все произошло.
Она не чувствовала ничего. Ни удовольствия, ни отвращения. Ни вины, ни радости. Ни того, что они стали гораздо ближе. Словно это была просто необходимость, шаг в новом направлении, и, казалось, пока самый правильный.
Завести бойфренда не входило в планы Каролин. Это, в общем-то, было неплохо, но ничего не меняло в ее жизни. Она надеялась, что это прибавит ей энергии и оптимизма, но ничего не случилось. После всего, что случилось в ее жизни, она все равно не могла оставаться невинной.
— Чепуха, — твердила ей Долорес. — Все дело в том, что он не смог оттрахать тебя как следует.
— Ошибаешься, — возразила Каролин. — Грэм делает все, что может.
Грэм действительно делал все, что мог. Был мил, остроумен, ласков. В этом Каролин повезло.
Прошло несколько недель, и Каролин начала задумываться, не рассказать ли отцу о том, что у нее теперь есть мужчина. Грэм тоже не заикался, что Каролин пора съездить с ним в Филадельфию. Но в марте, к большому удивлению девушки, он собрался навестить мать и заявил:
— Кажется, уже пришло время вам познакомиться.
Это прозвучало неожиданно торжественно.
— Итак, ты та самая Каролин!
Нина Мосс была миниатюрная пятидесятилетняя красотка в обтягивающем кукольную фигурку платье и в туфлях на высоких каблуках.
— Та самая девушка Грэма, — добавила она, разглядывая гостью.
Она шлепнула ладонью по обивке явно дорогого дивана, приглашая сына присесть рядом с ней, будто прирученного щенка. Карелии решилась сесть на стул, не дожидаясь приглашения.
— Мы не виделись целую вечность, — сказала Нина своему сыну.
Ее новости звучали, словно подробный доклад о том, чем занимались соседи, какие устраивались приемы, барбекю на лужайках, кто из кузенов и кузин на них присутствовал. Постоянно в этом рассказе мелькало имя Арлен, и при его упоминании Грэм явно смущался. Каролин нетрудно было догадаться, что Арлен — это его прежняя подружка.
— У меня все, — наконец закончила Нина. — А теперь мне интересно, что происходит с моим мальчиком?
Грэм начал рассказывать. О профессоре экономики, о зачетах и буднях кампуса. Нина сияла, слушая отчет своего мальчика. Каролин же ждала, что хоть раз ее пригласят в разговор, спросят о чем-нибудь или хотя бы обратят внимание. Но они не произносили даже ее имени. Мать и сын смеялись, довольные друг другом.
