Здесь наверху еще много коробок, хранящих пыль своих смутных воспоминаний, но я убеждена, что мамы здесь нет. Как будто она, умирая, все-все забрала с собой. Как будто она, предвидя все заранее, пересмотрела свою личную жизнь и ликвидировала все свидетельства своего существования.
Казалось, она исчезла окончательно и бесповоротно, и нет ни единой щелочки, где бы остались воспоминания, потому что проход она заложила камнями.
Я неловко поднимаюсь и чувствую, что свело левую ногу. Опираюсь на перекладину и трясу ногой, пока она снова не начинает действовать. Включаю фонарик, и черное пещерное пространство сжимается до непосредственно окружающих меня вещей, где освещенные коробки и балки обретают карикатурные формы — слишком уж смелы и угловаты они для настоящих.
Отяжелевшая от необычной, давящей усталости, я прокладываю путь обратно через чердачные перекрытия. Не имею ни малейшего представления, как долго я здесь пробыла. Чувствую себя так, как будто совершила путешествие в заснеженную Нарнию и для меня приключения эти длились лет тридцать, тогда как для всего внешнего мира эти мои тридцать лет промелькнули за несколько секунд; и вот я возвращаюсь к нормальной жизни, яркой, светлой и реальной.
Перед тем как спустить лестницу, я прислушиваюсь у чердачного выхода. Никого не слышно, поэтому я с легкостью спускаю ее на пол и слезаю вниз.
— Китти!
Я едва прихожу в себя от испуга и только тогда понимаю, что это опять Пол.
— Когда-нибудь ты перестанешь меня пугать?
Он помогает мне сложить лестницу, мы ставим ее за матрац.
— Нашла что-нибудь?
Я отрицательно качаю головой.
— Можно подумать, что ее вовсе не было.
— Так я и думал.
— Мог бы так и сказать.
— Бесполезно. Тебе нужно было убедиться самой.
— Долго я там пробыла?
Он смотрит на часы.
— Думаю, пару часов. — Он ведет меня вниз. — Пойдем, выпьем кофе.
Я следую за ним, растерявшись от такого дружелюбия. Да нет, все нормально. Может, его подружки иссякли, и на меня направлена вспышка того таинственного очарования, которым он пользуется для привлечения девушек.
Я смотрю, как он готовит кофе, ставит чайник на старенькую плитку, роется в буфете в поисках чистых чашек.
— Похоже, ты очень развеселился, — говорю я.
Он удивленно смотрит на меня:
— Действительно? Извини.
Так как не нашлось ни одной ложки, он сыплет гранулы кофе прямо в кружки.
— Я знал, что на чердаке ты ничего не найдешь. После маминой смерти папа снес всю ее одежду, фотографии, письма в сад и устроил огромный костер. Он горел весь день. А отец бегал туда-сюда с охапками в руках, что-то кричал сам себе, часами прыгал вокруг костра, пока тот не погас. Мы оставались дома, наблюдая за пеплом, разлетавшимся прямо в небе и оседавшим по всему саду. По-моему, через несколько дней он собрал золу и закопал ее в землю под рододендронами.
Подкормил растения памятью о моей матери. С тех пор я стала смотреть на рододендроны совсем по-другому.
— Почему же ты раньше все это мне не рассказывал?
Он наливает в кружки воду, отводит взгляд.
— Я не был уверен, что тебе хотелось все это знать.
— Ты ходил на похороны? Может, он закопал мамин прах так же, как и ее вещи?
Пол стоит в нерешительности, держит чайник над кружками, но уже ничего не наливает.
— Похорон не было, — говорит он. — А если они и были, то мы не ходили. Нам не сообщили.
Я смотрю на его спину, и в ее несгибаемости мне видится великая грусть, нескончаемое горе.
— Мне об этом никогда не рассказывали, — удивленно заявляю я.
Все они знали, что не было похорон, и никто никогда не упомянул об этом.
В кухонную дверь внезапно влетает пахнущий свежей травой отец; алая бабочка сползла набок, на рубашке пятна от травы.
— Китти, почему это ты не сказала мне, что пришла?
— Как раз вовремя, кофе готов, — говорю я, подыскивая еще одну чистую кружку для Пола.
Но когда я оглядываюсь, Пола уже нет, две чашки с кофе оставлены на краю плиты, и пар от них поднимается кругами в пыльный, опустевший воздух.
* * *
Хотелось бы мне знать, как такая маленькая женщина, как доктор Кросс, может мне помочь. Просто не понимаю, как может ее одной хватить на всех. У нее короткие волосы, мягкие, как перышки, и это придает ей какой-то хрупкий вид. А что, если она всего этого не выдержит, если она окажется слишком слабой для сегодняшнего мира, если она не сможет дольше в нем оставаться?
Я назначена на двадцатиминутный прием — она всегда просит меня записываться на два приема подряд. Когда я с ней, мои мысли замедляют свой бег, и я начинаю все как следует обдумывать. Иногда мы почти ничего не говорим, но когда я поднимаюсь, чтобы уйти, все кажется мне немного проще, менее запутано. Удивляюсь, почему это я тогда перестала к ней ходить.
— У Сьюзи будет ребенок, — говорю я.
— Мне казалось, что это еще не точно.
— О нет. Она определенно беременна. Думаю, скоро она об этом скажет, и все начнут вязать вещички для малышки.
Я не очень-то себе представляю, кто именно начнет вязать. В нашей семье не так-то много женщин, чтобы как следует позаботиться о малышах. Я наклоняюсь к сумке и вытаскиваю моток шерсти.
— Посмотрите, я купила кремовый. Такой цвет подойдет и мальчику, и девочке.
— А кого бы вы хотели: племянника или еще одну племянницу?
Я думаю: «Племянника», а говорю:
— Племянницу.
Все новорожденные, имеющие ко мне отношение, должны быть девочками.
— Вы много вяжете?
— Время от времени, — говорю я.
На самом деле я не умею вязать. Меня некому было научить. Просто я увидела образец в витрине магазинчика неподалеку и купила. Цвет этой шерсти — для новорожденных: теплый, кремовый, густой. Я научусь теперь вязать именно из-за этой шерсти. Иногда я незаметно опускаю руку в сумку, чтобы потрогать шерсть, ощутить гладкую поверхность свернутых нитей, живой, пульсирующий цвет. Когда я остаюсь одна, то достаю шерсть и прислоняю ее к лицу, чтобы вдыхать ее новизну и ощущать ее структуру губами, той частью моего тела, которая вбирает в себя детскую нежность с большей полнотой.
— А что Джеймс думает по поводу малышки Сьюзи?
— Не знаю. Он не поверил, когда я ему сказала.
— Вы рассказали ему, о чем мы говорили?
Я смотрю на нее удивленно.
— Нет, я не подумала, что его это заинтересует.
Я никогда не предоставляю ему информацию: в отказе от расспросов и состоит его поддержка.
