Я кивнула — скорее из вежливости.
— Мне повезло, — продолжала учительница. — Я обрела веру уже в зрелом возрасте, — в двадцать с лишним лет. И на мою долю не выпало серьезных испытаний, которые заставили бы меня сетовать на Бога и сомневаться в его справедливости. Но все же я тебя прекрасно понимаю. Бывают моменты, когда кажется, что в мире царит несправедливость, и ты удивляешься, как же Бог допускает это. А может быть, он и не существует?
— Мадемуазель Ямабе, я имею в виду не отдельные моменты.
— Разумеется. Я знаю, что ты достаточно умна, чтобы не принимать столь ответственное решение, руководствуясь лишь мимолетными ощущениями. И ты когда-нибудь снова обретешь веру. Поэтому не торопись. Бог поможет тебе понять сущность и смысл происходящего. Ты согласна со мной?
«Не согласна», — сказала я про себя. Как поможет мне Бог разобраться в сложностях жизни, если его нет? В первые дни после того, как я перестала ходить в церковь, я жила в постоянном страхе, что Бог меня накажет: убьет моих птенчиков или сделает так, что я свалюсь с лестницы. Но ничего подобного не произошло. Теперь я окончательно уверилась в том, что Бога нет, как нет уже на свете моей другой бабушки — бабушки Курихара. Сразу после ее смерти у меня сохранялось ощущение, будто она еще жива и я даже могу поговорить с ней по телефону. Наверное, потому, что мы редко виделись — лишь раз в году. Когда я замечала в витрине магазина какую-нибудь красивую вещь — кувшинчик или кимоно, я всегда думала: «Бабушке это понравится» — и только потом вспоминала, что она, к сожалению, умерла. Но через какое-то время смирилась с ее смертью, ведь против правды не пойдешь. То же самое относится и к Богу. Иногда мне кажется, что он где-то здесь, рядом, но потом я спохватываюсь, как тогда, после смерти бабушки, и понимаю, что это не так. Но какой смысл объяснять все это мадемуазель Ямабе? Она действует из добрых побуждений, искренне беспокоясь обо мне, точь-в-точь как госпожа Като, которая на следующий день после того, как я объявила ей о своем безбожии, пришла в школу и приклеила к моему шкафчику в раздевалке записку. Она писала, что любит меня по-прежнему и я могу прийти в их дом в любое время независимо от того, вернусь ли я в лоно церкви или нет.
— Вполне возможно, что я передумаю, — сказала я учительнице, стараясь улыбаться как можно приветливей.
Мои слова не показались мне лживыми. Ведь я произнесла слово «возможно», а на свете возможно все что угодно. Возможно, в меня в ясный день ударит молния, или, возможно, я выиграю в лотерею океанский круиз. Так что смысл моего заверения таков: скорее всего — нет, но, возможно, что — да.
— Хорошо, приходи ко мне в любое время, и мы обсудим твои проблемы. Я от всей души хочу тебе помочь.
Глаза-бусинки горят энтузиазмом религиозного фанатика.
Мне хочется убежать, но я спокойно произношу:
— Конечно, мадемуазель Ямабе. Большое вам спасибо.
Выхожу из ее кабинета, осторожно прикрываю за собой дверь и, сделав несколько шагов, перехожу на бег и мчусь на пятый урок.
В классной комнате девушка по имени Рейко разговаривает с Норико и Миёко. Подруги тотчас же обеспокоенно взглянули на меня. Я не говорила им, зачем меня вызывала мадемуазель Ямабе. Естественно, они волнуются. Я улыбнулась им: ничего, мол, серьезного, все в порядке. Рейко продолжает болтать, а я кормлю птичек. Затем выслушиваю рассказ Рейко о каком-то мальчике, которого она каждое утро видит в пригородном поезде.
— Я о нем все время думаю, — говорит она Миёко. — Он учится в одной школе с твоим братом: у них одинаковая форма. От твоего брата требуется небольшая услуга: он всего лишь должен один раз сесть в этот поезд, и тогда я узнаю имя того парня.
— А как мне объяснить это брату? Если я ему скажу: «Прокатись разок со мной на поезде и назови имя того парня, который всегда торчит у дверей. Видишь ли, моя подружка сохнет по нему», — то он, естественно, решит, что я сама хочу с ним познакомиться, а насчет тебя сочинила для отвода глаз.
— Но я же сама не могу попросить твоего брата о такой услуге. Я с ним даже не знакома. В конце концов, он твой брат, а не мой.
— И ты собираешься ехать тем же поездом? — спросила Норико.
— Конечно нет, — взвизгнула Рейко. — В понедельник я незаметно покажу этого парня Миёко. Тогда во вторник она по дороге разузнает все у своего брата. А я поеду другим поездом. Я же не дура. Я умерла бы со стыда, если бы он заметил, что я указываю на него пальцем другому парню.
Миёко в сомнении покачала головой:
— Нет никакой гарантии, что мой брат его знает.
— Но он может выяснить, как его зовут, — не отставала Рейко. — Порасспросит приятелей.
— Прекрасная идея! — резюмировала Миёко. — Ты, значит, хочешь, чтобы мой брат бегал по приятелям и донимал их вопросами: «Знаете, подруга моей сестренки потеряла голову из-за одного парня, так мне хотелось бы для начала узнать его имя»?
Норико расхохоталась, ее долговязая фигура заходила ходуном.
— Ничего смешного не вижу, — обиделась Рейко. — Скажи, Миёко, а что бы ты делала, окажись ты на моем месте? Если бы у меня был брат, знавший понравившегося тебе парня, разве ты не обратилась бы ко мне за помощью?
Миёко — в смятении. Она человек добрый, и ей трудно отказывать человеку в просьбе. Она раздумывает, наморщив лоб и сжав рот, похожий на пуговицу. Я уверена, что, придя домой, она обратится к брату, и тот долго будет над ней подтрунивать.
— Вот Миёко не увлеклась бы никогда парнем, которого лишь случайно увидела пару раз в поезде, — выступила я в роли резонера. — Ты, Рейко, какой-то уникум.
Рейко бросила на меня недобрый взгляд.
— Подумай сама, — настаиваю я, — как может понравиться парень, с которым ты не обмолвилась ни словом? Ты же не знаешь, что он за человек. Знаешь только, как он выглядит.
— Я вижу его каждое утро и могу составить представление о нем. Он достаточно умен и не по годам серьезен. Я поняла это.
— Поняла из чего? Из его особой манеры прислоняться к дверям электрички? Но это же просто смешно!
Краем глаза я вижу, что Норико, гримасничая, подает мне знак: «Не заводи ее, а то спор зайдет слишком далеко».
Но предупреждение поступает слишком поздно. Рейко кидается в атаку:
— Что ты в этом понимаешь, Мегуми? У тебя никогда не было бойфренда.
— Ну и что? Это вовсе не значит, что я не могу отличить разумное поведение от неразумного. Увлечься кем-то, кого ты совершенно не знаешь, — полная глупость. Из всех моих знакомых я не переношу примерно половину. А что же говорить о человеке, совершенно не знакомом? Как он может понравиться с первого взгляда, тем более как можно в него влюбиться?
— Ты не знаешь, что такое влюбиться, потому что ты еще ребенок, — припечатала Рейко.
— Мы с тобой ровесницы. Не строй из себя светскую львицу.
